Во время ужина немцы начали ее «обрабатывать». Они были уверены в том, что Констанция расскажет об этой беседе своему отцу, который затем передаст суть разговора в Лондон: «После того, как подали колбаски, каждый из них по очереди говорил, точно заведенная граммофонная пластинка. Их было невозможно остановить. Когда я все-таки умудрялась вставить слово и высказать свою точку зрения, я понимала, что своими аргументами полностью сбиваю их с толку. Они смотрели на меня с полным непониманием. Возникала неловкая пауза, после которой произносили тост, пили пиво и потом снова заводили свою пластинку. В конце концов я сдалась и решила не перебивать»
[307].
К концу ужина дверь неожиданно распахнулась, и в комнату вошел Рудольф Гесс. Констанция отметила, что его темные волосы стояли торчком, а глаза под кустистыми бровями были ясными и серыми. Молодые люди мгновенно потеряли интерес к дочери английского посла и окружили заместителя фюрера для того, чтобы узнать последние партийные новости.
В отличие от Гесса и Рема, летом 1933 г. имя Иоахима фон Риббентропа было мало кому известно. Поскольку его жена происходила из семьи, владевшей компанией по производству шампанского Хенкель, а сам Риббентроп хорошо говорил по-английски, считалось, что он принадлежал к более элитарным кругам, чем большинство людей из окружения Гитлера. Правда, приставка «фон» к его фамилии была фальшивкой. Риббентроп был известным человеком в дипломатических кругах Берлина, хотя в то время большинство иностранцев не знало о его связях с нацистами.
Констанция познакомилась с Риббентропом во французском посольстве и часто приезжала в его дом, расположенный в берлинском районе Далем, для того чтобы поиграть в теннис. «У Риббентропа была белая, современная вилла, окруженная небольшим садом. Дом был хорошо обставлен, а стены украшала современная французская живопись. На участке располагались бассейн и теннисный корт. Все выглядело так, будто ты на юге Франции», – вспоминала дочь английского посла. После напряженного матча (Риббентроп отлично играл в теннис) они пили лимонад и говорили о политике. «Англичане не понимают, что Германия – это защита Европы от большевизма», – повторял Риббентроп уже давно знакомый ей мотив. У жены Риббентропа Аннелизы «было постоянно раздраженное выражение лица» из-за бесконечных головных болей и большого количества детей в семье. Спустя годы «один видный немец» сказал Констанции, что Риббентроп стал нацистом только по причине уязвленного самолюбия. Ему отказали в приеме в самый престижный клуб Германии, после чего он присоединился к нацистам
[308].
Семья Рамболдов уехала из Германии 1 июля 1933 г., после череды прощальных ужинов и обедов. В тот же день в аэропорте Темпельхоф приземлился англиканский священник, настоятель Чичестерского собора Артур Дункан-Джоунс, который «за исключением шума» был полностью доволен перелетом. Настоятель приехал в Германию по делу. Епископ Глостер, глава Совета по международным связям при Англиканской церкви, попросил его изучить положение Евангелической церкви в Германии. Несмотря на существенную разницу между жизнью англиканских священников, описанную Энтони Троллопом, и нацистским Берлином, настоятель с энтузиазмом отнесся к своему «шпионскому» заданию. «Я не в состоянии описать тебе свои последние 24 часа, – делился священник со своей женой, – даже если бы это и было благоразумно. У меня такое чувство, что о моем приезде уже известно».
В мемориальной церкви кайзера Вильгельма (известной также как Гедехтнискирхе
[309]) он послушал проповедь нацистского епископа и богослова Иокима Хоссенфельдера. «Евангельские гимны «Возблагодарим Господа», «Бог наш – оплот», Аллилуйя и так далее, – рапортовал Дункан-Джоунс жене. – Масса нацистов. Вот так вот. А сейчас наслаждаюсь бокалом мозельского с сигарой. Вылетаю назад во вторник. Чувствую себя, словно герой истории Энтони Хоупа, Филлипса Оппенхайма или Эдгара Уоллеса». Заканчивая письмо, он приписал: «Немцы всегда останутся немцами, и худший из них – Лютер!»
[310]
В самолете настоятель познакомился с одним фашистом, который совершенно неожиданно помог Дункан-Джоунсу встретиться с самим фюрером. «Как я понимаю, эту беседу было непросто организовать, – писал священник членам церковного совета по международным связям. – Когда я пришел, я почувствовал, что атмосфера была немного напряженной». Далее священник заявил, что верит Гитлеру, который заявил, что, будучи католиком, не имеет никакого желания вмешиваться в дела протестантов и ограничивать свободу церкви.
Несмотря на непродолжительность своего визита, священник сообщал совету, что понял сложившуюся ситуацию. Он узнал, что даже те, кто страдает в условиях нового режима, продолжали поддерживать Гитлера, так как считали нацистов единственной альтернативой коммунистам. Роль Христа изменилась – теперь он был скорее духовным лидером в борьбе против коммунизма, а не спасителем от греха. Оставался вопрос – как в данной ситуации должна была вести себя Англиканская церковь? Дункан-Джоунс, пообщавшись со многими священниками, пришел к выводу, что любое выражение сочувствия со стороны Англиканской церкви к людям, которых преследует новый режим, будет «совершенно катастрофическим»
[311].
Иностранцы, наблюдавшие за церковной жизнью Германии, очень быстро понимали, что «религия» нацистов имела крайне мало общего с традиционным христианством. Журналист Филип Гиббс, ставший впоследствии писателем, зафиксировал мысли, высказанные по этому поводу одним французским бизнесменом в 1934 г. Француз считал, что новая немецкая религия представляет собой возвращение к расовому и племенному язычеству. Новая религия горячо отвергает конституционную форму правления, парламент и свободное выражение мнения. Народом управляют вожди, во главе которых стоит один главный вождь, его слово – это закон. Подобно божествам древнего мира, он наполовину бог и наполовину воин. Национальные границы при такой религии не существуют, так как самая важная роль в этой системе отводится кровным узам. Высшая цель – это свободная конфедерация германских племен, появившихся на свет много веков назад в первозданном лесу. К этой конфедерации смогут присоединиться скандинавские племена Польши, Венгрии и России, так как и они тоже происходят из глубин германского первозданного леса. Старые боги не умерли, они пока спят. Этих богов оттеснил на второй план христианский миф, который по своей сути враждебен инстинкту и природе, он ослабил немецкий дух, опустошил и дегуманизировал его. Но сейчас сила, смелость и энергия снова станут истинным достоинством настоящего мужчины, который отбросит в сторону самоанализ, интеллектуализм и угрызения совести. Вернутся языческие боги и дух язычества
[312].
