10. Старые солдаты
В сентябре 1935 г. первый секретарь британского посольства Ивон Киркпатрик
[422] только что вернулся из поездки по Мекленбургу и Померании, во время которой проехал почти 1000 км и увидел «массу людей». Хотя Киркпатрик столкнулся с бедностью и недовольством, он решил, что фюрер полностью контролирует ситуацию в стране: «Сложно представить себе, какое политическое или экономическое событие должно произойти, чтобы Гитлер потерял власть». Киркпатрик считал, что новый «закон о гражданине Рейха» (а именно два печально известных Нюрнбергских расовых закона, по которым евреи теряли свои гражданские права) необыкновенно хитрый ход: «Каждый немец должен будет поддерживать политику властей, чтобы получить свидетельство о гражданстве, а после этого он должен будет поддерживать правительство, чтобы это свидетельство не потерять»
[423].
Трумэн Смит, который тридцатью годами ранее стал первым американцем, взявшим интервью у Гитлера, теперь был военным атташе в посольстве США. Смит считал, что «в Германии пока еще нет полного единства», однако соглашался с Киркпатриком в том, что любая критика была направлена против партии, а не фюрера. По мнению Смита, главная проблема Гитлера заключалась в крайне низком уровне руководителей-нацистов, которых набрали из «отребья и головорезов», появившихся на политической арене после Первой мировой войны. Хотя эти полубандиты, ставшие гауляйтерами (главами региональных отделений Национал-социалистической партии
[424]) и министрами, были крайне непопулярны, как ни странно, недовольство ими не перерастало в недовольство фюрером. «Некоторые немцы, вне зависимости от класса, – писал Смит, – восхищаются этим странным человеком». Они приписывают ему положительные качества и верят вездесущей пропаганде
[425].
Примечательно, что Киркпатрик, который не жил в Германии до прихода нацистов к власти, увидел нужду и лишения, а вот австралийский дипломат Артур Енкен, работавший в британском посольстве во время депрессии и путешествовавший по Германии в сентябре 1935 г., придерживался иного мнения:
«На людях тщательно отутюженные брюки, кажется, что только что прошел национальный день глажки и стрижки, хотя любители выпить, как и прежде, увы, не знают меры. Молодые люди больше не слоняются без дела, подражая недовольному пролетариату. Все подтянулись, судя по всему, волевым решением. Они вернули себе самоуважение»
[426].
Енкен обратил внимание на одну странность, а именно на то, что нация стала намного более белокурой с тех пор, как он последний раз был в Германии. По данным официальной статистики, в 1934 г. было продано более 10 миллионов упаковок краски для волос, а вот «губную помаду, столь любимую еврейками», признали негерманским продуктом и отправили на свалку
[427]. Когда одиннадцатилетняя дочь Трумэна Смита нарисовала в классе портрет своей американской бабушки с ярко накрашенными губами, учительница пришла в ужас: «Дорогая, бабушки не пользуются помадой!»
[428]
Енкен также отметил и более серьезные вещи, например, острую нехватку продовольствия. От него не ускользнуло и то, что многие люди работали неполный рабочий день, а «тщательно отутюженные брюки» были сшиты из такой тонкой ткани, что в них нельзя было согреться в холодное время года. Один бывший военнослужащий СА рассказал дипломату, что он и его друзья не могли себе позволить зимнюю одежду и поэтому «каждый день мазались лосьоном, стимулирующим рост волос на теле»
[429].
Енкен, который в годы Первой мировой войны был награжден Военным крестом, приводил стандартные аргументы, оправдывая обращение нацистов с евреями. После четырех лет работы дипломатом во времена Веймарской республики он разделял расхожее мнение, что доминирование представителей еврейской нации в Германии имело негативные последствия для страны. Таких взглядов придерживались далеко не только те, кто сочувствовал нацистам. Енкен упоминал о книжных магазинах, «заваленных возмутительными публикациями», о кинотеатрах и театрах, которые полностью контролировались евреями. В отчете для Министерства иностранных дел дипломат писал о том, что стране необходимы изменения
[430]. Некоторым бывшим военным, посещавшим Третий рейх, казалось, что нацисты отлично справляются с этой задачей.
* * *
«Командир» Мэри Аллен, конечно, не участвовала в войне, но вела себя так, словно была старым солдатом. Сложно представить себе даму более далекую от представления нацистов об идеальной женщине. Мэри нисколько не интересовалась детьми, кухней и церковью («Kinder, Küche, Kirche»). Ее внешний вид – безукоризненная униформа, армейские сапоги, короткие волосы, – а также безразмерное эго бросали вызов обществу, в котором доминировали мужчины. Но несмотря на это однажды ночью, в марте 1934 г., Мэри вышла из берлинского отеля, в котором остановилась, прошла по засыпанной снегом площади Вильгельмплац к Рейхсканцелярии для личной встречи с Гитлером. Заметим, что ей удалось встретиться с фюрером почти на год раньше Юнити Митфорд.
Мэри раньше уже бывала в Германии. В 1923 г. во время оккупации британскими войсками Рейнской области Военное министерство Великобритании попросило Мэри отправить в Кельн шесть женщин из ее Женской вспомогательной службы, для того чтобы помочь немецкой полиции справиться с проституцией. Просьба министерства была большой личной победой Мэри, ведь всего за два года до этого ее оштрафовали на десять шиллингов за ношение формы, напоминавшей униформу английских полицейских. Наконец-то, казалось Мэри, она получила официальное разрешение на создание женской полиции, к чему так долго шла. Однако Мэри рано радовалась. Хотя миссия в Кельне прошла успешно, у столичной полиции были собственные соображения по поводу того, как женщины могут помочь стражам порядка. И Аллен, считавшая себя «командиром», в планы полиции никак не вписывалась. Впрочем, Мэри не стала отчаиваться, а в середине 1920-х гг. принялась путешествовать по свету (на одной фотографии она, одетая в униформу, сидит на верблюде на фоне пирамид
[431]). Всем, кто готов был ее слушать, Мэри проповедовала идею создания женских полицейских отрядов.
