Все перечисленные в этой главе писатели (за исключением Гамсуна, который в 1943 г. поругался с Гитлером
[544]) провели довольно много времени в нацистской Германии. Они вели дневники на протяжении поездки или оставляли воспоминания сразу после возвращения на родину. Такие впечатления особенно ценны, поскольку они всегда отличаются от послевоенных оценок. В этой главе собраны мнения писателей и левой, и правой политической ориентации. Особняком, пожалуй, стоит центрист де Ружмон. Примечательно, что после посещения нацистской Германии отношение к стране изменилось только у Томаса Вулфа.
В середине 1930-х гг. сложно было найти людей, которые интересовались политикой, но при этом не имели своего мнения о Гитлере. Фюрера можно было только любить или ненавидеть. Интуитивно нам кажется, что писатели должны придерживаться более либеральных взглядов и быть менее предвзятыми, но воспоминания литераторов о нацистской Германии свидетельствуют о том, что писатели точно так же, как и обычные люди, отправлялись в Третий рейх с уже сложившимся мнением о нем.
Оказавшись в Германии, иностранцы также становились жертвами настойчивой и убедительной нацистской пропаганды. Впрочем, как показали Олимпийские игры, зарубежные туристы сами были готовы ей верить.
12. Снег и свастики
Утверждение, что политика и спорт – это несовместимые вещи, никогда не казалось настолько абсурдным, как во время зимних и летних Олимпийских игр 1936 г. в Германии. Нацисты использовали спортивное мероприятие как очередной инструмент пропаганды. Все было продумано до мелочей: от церемонии открытия до меню в столовой для каждой из команд. В Германию приехало рекордное количество зарубежных гостей, и это дало нацистам возможность рассказать о своем режиме всему миру. Пропаганда должна была убедить иностранцев в том, что новая Германия – это мощная, эффективная, а также толерантная страна, жители которой любят хорошо повеселиться. И нацистам действительно удалось создать такое впечатление.
Посол Франции в Германии Андре Франсуа-Понсе писал, что летние Олимпийские игры стали «апофеозом Гитлера и Третьего рейха»
[545]. Прекрасное начало этому «апофеозу» было положено зимними Олимпийскими играми, которые прошли в двух близко расположенных друг к другу деревнях Гармиш-Партенкирхен («разделенных ручьем и дефисом»
[546]). Зимние игры по масштабу уступали летним, но в них были заложены основные элементы, сделавшие Олимпиаду в Берлине таким интересным и одновременно печально известным мероприятием.
Зимние Олимпийские игры начались 6 февраля. Английский горнолыжник Арнольд Лунн, благодаря усилиям которого слалом и скоростной спуск в тот год стали олимпийскими видами спорта, сидел, дрожа от холода, на трибуне и ждал начала церемонии открытия. Его сын Питер, капитан британской команды, был антинацистом и отказался принимать участие в параде. «Неожиданно, – писал Лунн, – сквозь метель показалась процессия. Первой шла греческая команда. Греки приветствовали того, кто больше бы подошел для Спарты, а не для Афин… Среди разыгравшейся метели заполыхало пламя, вырвавшееся из жаровни. Вслед за ним зажглись олимпийские маяки на вершинах холмов. Огонь, летящий снег и ветер». Когда спустя несколько дней Лунна в радиоинтервью спросили, как он оценивает успехи немецкой команды, горнолыжник ответил: «Немцы, можно я раскрою вам один секрет? На свете все еще есть люди, которые катаются исключительно ради удовольствия»
[547].
Журналист Уильям Ширер даже удивился тому, насколько ему все понравилось в Германии. «Здесь гораздо больше приятного, чем я ожидал, – писал он. – Прекрасный вид на Баварские Альпы, особенно на рассвете и на закате, бодрящий горный воздух, розовощекие девушки в лыжных костюмах (в целом очень привлекательные), состязания интересные, особенно прыжки с трамплина, на котором можно себе все кости переломать, бобслей… хоккейные матчи и Соня Хени»
[548]. Журналист, возможно, не хвалил бы норвежскую фигуристку
[549], если бы видел, с каким энтузиазмом Хени приветствовала Гитлера нацистским салютом в Берлине. Норвежские газеты тогда вышли с заголовком: «Соня – нацистка?» Хени любила общаться с высшими нацистскими чиновниками, поэтому вопрос был вполне резонным. Вскоре после окончания Олимпийских игр фигуристка по приглашению фюрера посетила Берхтесгаден.
В отличие от Ширера, Уэстбрук Пеглер, известный во всей Америке своей колонкой «Fair Enough», не проживал в Германии, поэтому мог позволить себе занять жесткую позицию в отношении нацистов. Пеглер невзлюбил их, как только прибыл в Мюнхен «с некоторым недобрым предчувствием»: «На станции было полно блондинов: мужчин и женщин. Большая часть людей ходила в лыжной обуви, они забирались в небольшие поезда, отправлявшиеся в горы. Железные крепления клацали по бетону платформ. Все были нарочито здоровыми и натренированными, длинноногие молодые дамы в лыжных штанах не нуждались в помощи мужчин»
[550].
Пеглер описывал те игры, как «великую военно-политическую демонстрацию нацистского государства при номинальном участии Международного олимпийского комитета (МОК)»
[551]. Журналист был, бесспорно, прав, однако, по замечанию Ширера, организованное нацистами мероприятие прошло «гладко» и с «размахом». Иностранные гости не ожидали, что у хозяев Олимпиады «такие хорошие манеры». Ширер организовал званый обед для атташе американского посольства по вопросам торговли, на котором дипломат пытался объяснить бизнесменам, как на самом деле обстоят дела в Германии, но не был услышан
[552]. Собеседники атташе верили пропаганде, потому что хотели ей верить. Они, точно так же, как и многие другие люди, издалека наблюдавшие за успехами Гитлера, предпочитали считать, что журналисты и дипломаты преувеличивают. Действительно, нацисты иногда перегибают палку, но, когда ты знакомишься с ними лично, они оказываются не такими уж плохими парнями.
Когда жительница Калифорнии Мэри Тресиддер сошла с поезда на станции Гармиш вместе с «безумной толпой людей, которые несли лыжи и багаж», она не думала о нацистах и несправедливости. Мэри стремилась как можно быстрее добраться до лыжных спусков. «Мы запрыгнули в первый автобус, стоявший напротив вокзала, – писала она в дневнике 8 февраля, – и вот спуск горнолыжниц. Кристль Кранц
[553], в лучах славы, полная энтузиазма, показала лучшее время в каждом из двух заездов. Спокойная, ритмичная – на нее было приятно смотреть… Эти места очень живописны»
[554].
