Человеку, привыкшему к грязным улицам в городах Китая, казалось удивительным, что старушки с мылом драят тротуар в Геттингене. Сяньлиню нравились высокие средневековые дома, и он любил сидеть в дубовых рощах в центре города. Каждое воскресенье вместе с другими китайскими студентами, учившимися в городе по обмену, Сяньлинь уезжал на природу и устраивал пикники. Иногда они поднимались на вершину холма к «пагоде» Бисмарка. Иногда ужинали в ресторане, где Сяньлинь заказывал медвежатину, «которая по вкусу была очень похожа на китайскую еду»
[671]. Он никогда не обсуждал политику на людях, хотя однажды отметил, что некоторые немцы относятся к Гитлеру, как к идолу.
Цзи Сяньлинь и его друзья привыкли к тому, что по радио передавали «рев быка» (речи Гитлера). Особенно часто эти речи транслировали во время съездов в Нюрнберге. После оккупации Рейнской области нацисты провели съезд партии 8–14 сентября 1936 г., который также называли «слетом чести». Казалось бы, подобное мероприятие не должно было привлечь внимание ученых. Дюбуа слушал выступления на съезде по радио, и бряцающая оружием риторика показалась ему «устрашающей» и ведущей к войне. А вот профессор Американского университета в Вашингтоне Чарльз Тэнсилл оказался одним из 14 американцев, «удостоившихся» в тот год официального приглашения на съезд национал-социалистов. Тэнсилл придерживался «правых» и пронацистских взглядов и, кроме того, был набожным католиком. Профессор с нетерпением ждал возможности познакомиться с Гитлером и «другими выдающимися деятелями партии»
[672]. Тэнсилл не только преподавал в университете, но и работал историком в Сенате США, где имел дело с ключевыми дипломатическими документами. Несмотря на крайне правые и ревизионистские взгляды профессора, многие ученые с уважением относились к его научным трудам, которые пользовались определенной популярностью и среди широкой аудитории.
20 октября 1936 г. по просьбе немецких властей Тэнсилл выступил по радио с обращением к американцам
[673]. Описав достижения Германии, профессор заговорил о фюрере: «Он никогда не позволяет себе экстравагантных жестов, не повышает голоса, – вещал Тэнсилл слушателям. – Он производит впечатление прямолинейного человека». Нацисты, должно быть, пребывали в восторге от такого красноречивого апологета, который, в отличие от многих других иностранных гостей, прекрасно понимал два важных момента: то, что увеличение немецкой армии происходит исключительно в оборонительных целях, и то, что рейх играет главную роль в борьбе с коммунизмом. «Даже все наиболее враждебно настроенные к нему критики, – говорил Тэнсилл радиослушателям о Гитлере, – должны признать, что без непосредственного участия фюрера Германия уже давно стала бы «красной»
[674].
Дюбуа видел все несколько иначе. Он считал, что именно благодаря Гитлеру Германия в некотором смысле уже стала «красной». По мнению ученого, нацисты копировали политику Советской России до такой степени, что между двумя системами исчезли практически все различия. В виде доказательства профессор приводил следующие факты: «Контроль государства над собственностью и промышленностью; контроль денежной и финансовой систем; движение в сторону превращения государства в крупного землевладельца, контроль со стороны правительства, управление занятостью населения и уровнем зарплат, строительство инфраструктуры и жилья, молодежное движение и однопартийная система на выборах»
[675].
С этими взглядами соглашалась двадцатичетырехлетняя Барбара Ранкл, которая, правда, не была ученым. Она изучала в Мюнхене вокал и игру на фортепиано. Барбара выросла в Кембридже, в штате Массачусетс, где ее дед был президентом Массачусетского технологического института. Девушка писала: «Я очень интересуюсь политикой с тех пор, как поняла, что коммунизм хорош только на страницах книг. Постепенно я стала врагом национал-социализма по тем же причинам, что и врагом коммунизма. Они удивительно похожи, поэтому невероятно глупо, что следующая война будет между Россией и Германией, каждая из которых станет защищать свою «религию»
[676].
Барбара Ранкл признавалась, что вначале относилась к нацистам иначе: «Это неизбежно, потому что своими глазами видишь, что люди чувствуют новые возможности». Потом она осознала свою ошибку. Судя по письмам девушки, она очень хорошо поняла простых немцев в период, когда нацизм был на подъеме. Именно тогда жители Германии, возможно, впервые в своей жизни почувствовали, что смотрят в будущее с большим оптимизмом. В этом контексте хотелось бы дословно привести описание молодого солдата Карла Майера, с которым Барбара несколько раз ходила на свидание:
«Внешне Карл выглядел человеком, которому можно на сто процентов доверять. Униформа сидела на нем как влитая. Чистая, красивая голова, коротко подстриженные каштановые волосы, искреннее лицо, белые зубы и потрясающая и подкупающая широкая улыбка. Он сдвигал пилотку на один из своих зеленых глаз. Его характер соответствовал внешнему виду. Он был то, что здесь называется, «ein einfacher Mensch» [простым человеком]: его родители жили в деревне, он говорил по-немецки так, что вначале я его не понимала, но его достоинства во многом были связаны с его происхождением. Он был гордым, очень чувствительным, очень смешным, очень страстным, мог петь и прекрасно играть на гитаре, хорошо катался на лыжах и метко стрелял. Лично для меня он был потрясающим знакомым в смысле своего стиля жизни и идеалов. Он был типичным солдатом в лучшем смысле этого слова: быстрым, чистым, смелым, гордым, бесконечно верил в то, что Германия снова должна стать «большой и сильной». Карл не хотел войны, но говорил, что если она начнется, то станет биться до смерти. Что касается евреев и коммунистов, сначала он вообще не хотел о них слышать, но потом признал, что среди евреев есть приличные люди, а в коммунизме – несколько хороших идей. Он обожает военную службу и наверняка далеко пойдет. Он моего возраста и уже унтер-офицер»
[677].
Этот любопытный и трогательный портрет человека свидетельствует о том, что в 1936 году не каждый молодой немец надевал униформу, чтобы избивать евреев.
