Дипломатический визит Галифакса можно назвать неудачным завершением неудачного года. Несмотря на то, что все попытки сильных мира сего наладить контакты с Гитлером приносили все более удручающие результаты, большинство обычных туристов (пусть их и стало меньше) продолжали с удовольствием путешествовать по Германии. Многие из них, возможно, были легковерны и наивны. Их философия, как и философия туристических агентств, сводилась к одной простой истине: нужно видеть хорошее и не концентрироваться на негативе.
16. Записки путешественников
По мере того, как нацистский режим «закручивал гайки», усиливая контроль над всеми аспектами жизни людей, игнорировать негативное и концентрироваться на позитивном становилось все сложнее. Несмотря на это, в 1937-м и даже в 1938 г. страну посетило большое количество туристов (в основном британцев и американцев), которые хотели не только узнать, как живут в нацистской Германии, но и просто повеселиться. Одним из этих путешественников был двадцатилетний Рис Джонс
[740], чей ранее неопубликованный дневник производит такое сильное впечатление, что стоит процитировать его подробно:
«Воскресенье, 8 августа 1937 г. Прибыл в Кобленц в 12:15 дня.
Первое впечатление – ощущение массивности и твердости.
Чисто физически люди подготовлены гораздо лучше, чем наши. Здоровое тело важнее красивого лица. Девушки зачастую слишком толстые по английским меркам.
Склоны холмов покрыты рядами капусты. Никаких изгородей.
Одежда: довольно скромная, за исключением черных шорт, странных широких брюк длиной чуть ниже колена и т. д. Белые туфли у них в диковину. Немцы не одеваются по погоде. Не носят открытые на груди рубашки поло. Береты не пользуются популярностью – слишком французские.
Разговор: напористый, почти военный.
Учитывая мой слегка орлиный нос, опасаюсь, чтобы меня не приняли за еврея.
Обнаружил здесь магазин Вулворта.
У каждой страны есть свой особенный запах (за исключением родины). В Германии пахнет ароматизированным табаком и рыбой.
Мужчины держатся прямо, по-военному, колени почти не сгибают. Такое ощущение, что ходят на каблуках. Почти все коротко стрижены или полностью лысые.
Очень большие семьи. Дети чистые и опрятные, немного старомодные (оборки, рюшки и т. д.). В витринах магазинов масса детских колясок.
Мало машин. Немцы слишком бедны, чтобы позволить себе купить что-то дороже велосипеда.
Женщины ужасно прозаичного вида. Таскают рюкзаки под испепеляющим солнцем. Такие, что и не всякий мужчина утащит! Корсеты здесь точно не пользуются популярностью.
Понять, насколько люди бедны, можно по кинотеатру. Здесь покупают билеты только на самые дешевые места. В кинозале строго, как у нас в церкви. Не курить! Не перешептываться! Никаких конфет! Не хлопать. Полная тишина. Люди, как устрицы. Не знают, чему радоваться, а чему – нет. Гитлеру не аплодировать! Никакого гимна в конце сеанса! Мало смеются. В «новостях» не говорят о том, что происходит в Англии и Франции! Любое музыкальное оформление – только классическая музыка.
Атмосфера, словно в тюрьме.
Вообще очень мало звуков. Не гудят лодки на реке, на улицах мало машин. Все настолько организовано, что ничего дополнительного не нужно, даже полицейские на улицах не нужны. Ощущение полнейшей безопасности.
Никаких трущоб и никаких дешевых и грязных магазинов.
В школе французский не изучают.
Проплыл мимо знаменитой Лорелеи. Никаких нимф, только наверху развевается нацистский флаг.
Встретил на лодке шотландцев. Они говорили, что немцы – друзья шотландцев и англичан, а вот с французами «пиф-паф» в ближайшие три года обеспечено. За все время здесь не слышал, чтобы хоть кто-нибудь произнес хотя бы одно французское слово!
Книги, плакаты и т. д. все исключительно высокоморальное. На улицах очень мало проституток.
Гармоники и аккордеоны – везде. Народную музыку здесь любят.
В сигаретах слишком много селитры. Турецкий табак.
Здесь можно просто загореть до черноты. В Англии такое нереально.
Никто на тебя здесь не пялится, как делают французы.
В кафе «Циммерсманн» заказал булочки. Масла, сказали, нет. Принесли пирог.
Ни единой корзины для мусора, но при этом на улицах ни соринки.
Купил «Майн кампф». Продавец смотрел на меня с подозрением, но я заплатил, и он ничего не сказал.
Слышал, как вчера вечером стреляли в крепости Эренбрайтштайн.
Люди на все готовы, чтобы только угодить Англии.
Выражение лиц людей очень доброе, редко жестокое.
Люди потрясающе честные. Нет смысла пересчитывать сдачу. На чай оставлять не принято.
Видел протестантскую церковь. Закрыта и окружена заграждением из колючей проволоки, как крепость.
С момента приезда видел только один еврейский магазин. Не могу сказать, что видел на улицах хотя бы одного еврея.
Воскресенье 15 августа, уехал из Кельна в 10.02 утра»
[741].
Пожалуй, самой яркой культурной достопримечательностью во время пребывания Джонса в Германии была выставка дегенеративного искусства в Мюнхене. «В Третьем рейхе, – говорил Гитлер в 1935 г. в Нюрнберге, – нет места кубистам, футуристам, импрессионистам и объективистским болтунам»
[742]. Именно для того, чтобы показать ущербность этих направлений искусства, организовали выставку, которая открылась в июле 1937 г. На ней совершенно в произвольном порядке развесили работы таких художников, как Клее, Кокошка, Дикс, Гросс, Нольде, Бекман и Кирхнер, чтобы люди могли над ними посмеяться. Одновременно неподалеку от места проведения этой выставки, в «Доме немецкого искусства» (монументальном новом здании, построенном по проекту любимого архитектора Гитлера Пауля Трооста), проходила другая, одобренная нацистами выставка великого немецкого искусства. У публики был выбор – дегенеративное или целомудренное арийское искусство, и, судя по всему, люди в большей степени шли смотреть именно первую выставку.
В книге «Только что из Германии» (1938) английский писатель Джей Коул выразил общее мнение посетителей выставки: «Некоторые работы мне понравились, некоторые оставили совершенно безразличным, а некоторые я, честно говоря, совсем не понял». Англичанин отметил, что повсюду были развешены пояснительные таблички, а также вопросительные и восклицательные знаки, высмеивавшие экспонаты: «Нацисты как будто боялись, что посетители будут мало издеваться над работами». В зале находился мужчина средних лет (скорее всего, специально нанятый галереей актер), который подстрекал публику открыто издеваться над художественными работами, но, по наблюдению Коула, большинство людей вообще никак не реагировали на эти призывы: «Они с тупым видом ходили по залам, глядя на картины, как могли бы ходить в любой другой художественной галерее в дождливый воскресный день, после чего выходили на улицу». Несмотря на то, что сам Коул не был большим любителем авангардного искусства, посмотрев половину выставки, он вдруг ощутил неожиданный подъем чувств. «Смелость этих работ была заразительной, – писал англичанин. – Казалось, что ты вошел в здание сумасшедшего дома и понял, что уже в течение долгого времени ты сам хочешь стать сумасшедшим»
[743].
