Мне кажется, что большинству членов команды больше всего понравился Лейпциг… в нем более английская атмосфера, и дух Гитлера не ощущается так сильно, как в других местах Германии, которые нам удалось посетить… Где бы мы ни жили, везде ощущали стремление людей дружить с Англией. Они не хотят верить в то, что англичане предпочитают дружить с французами, которые находятся в хороших отношениях с Чехословакией и Россией, а не со своими саксонскими братьями»
[768].
Капитан Джордж Питт-Риверс тоже совершенно не понимал, почему Британия не хотела вступить в союз с Германией. К середине 1937 г. количество англичан, поддерживавших нацистов, значительно уменьшилось, но из оставшихся сторонников Гитлера самым ярым был, пожалуй, Питт-Риверс. По его мнению, аншлюс стал большой победой фюрера. Вернувшись из очередной поездки по Германии, Питт-Риверс писал Гитлеру: «Позвольте мне, старому британскому офицеру и искреннему другу Германии… выразить чувство глубокого удовлетворения проведенным под вашим руководством бескровным аншлюсом Австрии, который обрадовал немецкий и австрийский народы»
[769].
* * *
6 июля 1938 г., через три месяца после аншлюса, поезд, останавливаясь на каждой, даже самой маленькой станции, медленно полз из Фульды в сторону Ганновера. На одной из таких небольших станций под названием Корвей (в шестидесяти четырех километрах к северо-западу от Геттингена) вышла Джоан Вейкфилд. Девушке предстояло провести летние каникулы, которые она запомнит на всю жизнь. Совершенно случайно в Берлине в доме своего учителя немецкого языка Джоан познакомилась с герцогом Ратиборским, имевшим также титулы принц Корвейский и принц Гогенлоэ-Шиллингсфюрст. Герцогу понравилась молодая англичанка, и через несколько дней он пригласил ее на все лето в свое имение, чтобы его младшие дети могли улучшить знания английского языка. «Поехали прямо в замок, – писала Джоан, – на лестнице у входа к которому меня встретила герцогиня»
[770].
В тот чудесный летний вечер «замок» (в прошлом Бенедиктинское аббатство) был залит теплым золотым светом. Владельцы замка, «в социальном плане сравнимые с королями»
[771], принадлежали к одному из старейших родов Германии, но обстановка в их резиденции была скудной и современных удобств недоставало. На весь дом было всего две ванных комнаты. Джоан распаковала вещи, и, когда мужчины вернулись со стрельбища, все сели ужинать. В Германии ощущался дефицит продуктов, но еда в замке была вкусной и обильной. Джоан не написала, о чем шел разговор за столом, но, скорее всего, обсуждали последние новости – в тот день вышло постановление о запрете евреям торговать, а также предлагать определенные коммерческие услуги. Перед тем, как лечь в кровать, Джоан отметила: «Я чувствовала себя как дома и очень довольна первым вечером, проведенным в семье Ратибор».
Первую неделю в имении Джоан провела, сплавляясь на байдарках по реке Везер. На фотографии мы видим группу улыбающихся и готовых к отплытию красивых молодых людей, стоящих перед входом в замок. Даже серые тучи не могли испортить им настроение. Сохранился целый фотоальбом под названием «Путешествие на байдарках по Везеру, Мюнден – Минден». На небольших выцветших черно-белых фотографиях с потрепанными краями изображены пустые берега по обе стороны реки. Иногда в кадр попадает ребенок или одинокий велосипедист. На фото мы видим также деревянные дома, церкви и тихие деревушки. Молодые люди, участвовавшие в экспедиции, пережили грозы, столкновение с баржей, мошкару, протечки корпуса байдарки, солнечные ожоги. Путешественники даже столкнулись с тем, что хозяйка дома, в котором они ночевали, подглядывала за ними через щелку. Когда молодые люди не гребли против ветра или не плыли по течению, они поднимались на гору Бюкеберг, покупали деревянные башмаки-клоги и объедались вестфальской ветчиной. Самую веселую ночь путешественники провели в деревне Кирхозен (в семи километрах от Хамельна). Играл деревенский оркестр из мандолин, двоюродные брат с сестрой из Испании танцевали танго, а Джоан – польку. К концу вечера к ним присоединилась почти вся деревня. Джоан писала, что было «очень весело».
Через неделю молодые люди вернулись в замок, к которому их подвез грузовик, груженный овощами. Погода становилась все более жаркой, и один день был лучше другого. Они играли в теннис, стреляли оленей, катались на лошадях и плавали в реке. Вечерами слушали граммофон, пили крюшон из белого вина и шампанского и обсуждали политику. Через неделю после сплава на байдарках молодежь отправилась на автогонки «Гран-при». Гонки были захватывающими, но еще более интересной показалась Джоан обратная дорога в замок с Виктором (старшим сыном и наследником герцога Ратиборского) на его стареньком английском автомобиле «Фрезер-Нэш». «Немного страшновато, – писала Джоан, – но очень романтично проезжать через виноградники при заходе солнца». На следующий день объявили, что докторам-евреям запрещено заниматься медициной.
Корвей был, возможно, самым роскошным замком, в котором Джоан довелось побывать, но на самом деле он был всего лишь летней резиденцией семьи Ратиборов, которые большую часть года проживали в бывшем цистерцианском аббатстве – замке Рауден в Верхней Силезии. Этот замок с окружавшими его угодьями до начала Второй мировой находился всего в нескольких километрах от польской границы. 3 августа семья Ратиборов вместе с Джоан уехала из княжества-аббатства Корвей и отправилась на восток. Как и многих иностранцев, Джоан поразил автобан, хотя дорога и показалась ей монотонной. Сначала компания добралась до Берлина. Здесь все быстро переоделись в теннисную одежду, сыграли пару сетов и вечером пошли на танцы в отель «Эден». «Франц Альбрехт совершенно не умеет танцевать джигу», – отметила Джоан. Она вспомнила, как за несколько месяцев до этого танцевала в том же отеле с племянником баронессы Акселем фон дем Бусше. Этот высокий и красивый офицер позже стал героем Сопротивления. В 1943 г., когда Акселю было двадцать четыре года, его попросили побыть моделью для фюрера и продемонстрировать ему новую униформу вермахта. Офицер должен был убить Гитлера, взорвав себя гранатой. Однако ему не пришлось выступить в роли модели, потому что поезд, на котором везли форму, разбомбила авиация союзников. Вторую встречу Акселя с фюрером тоже отменили. К счастью для Акселя, когда 20 июля состоялось покушение на Гитлера, офицер лежал в госпитале после ампутации ноги и поэтому был вне подозрений. Августовской ночью 1938 г. Джоан вспоминала об Акселе и мечтательно писала в дневнике: «Как мы тогда танцевали в отеле «Эден» с Акселем. Божественно!»
На следующий день все поехали в огромный замок в Копице, украшенный арочным контрфорсом и готическими башнями. Вокруг замка раскинулся огромный сад. Впрочем, поместье семьи Шаффготч, разбогатевшей на добыче угля в Силезии, не впечатлило Джоан. «Мне не очень нравится», – признавалась девушка. Ратиборов пригласили в замок для участия в двухдневном теннисном турнире, который был организован с завидной немецкой скрупулезностью. В этом мероприятии участвовали многие представители аристократии. «Было довольно страшно, – писала Джоан, – приходилось идти к теннисным кортам под изучающими взглядами массы людей». Для английской девушки, недавно окончившей интернат и не имевшей большого жизненного опыта, турнир стал серьезным испытанием: «Я там вообще никого не знала. Граф со мной разговаривал. Сотни человек прислуги. После чая надо было быстро переодеться и играть. Я играла неплохо, что придавало мне некоторой уверенности в себе». Джоан представили датскому принцу Георгу, которому, как и ей, было семнадцать лет. Девушка положительно отозвалась о своем новом знакомом: «Приятный и здоровый мальчик». Принц признался Джоан, как сильно он ненавидит немцев и как ему неприятно говорить на их языке. Он также сказал, что «матери девушек буквально навязывают ему своих дочерей!» Потом Джоан обратила внимание на то, что спальня Георга располагалась прямо напротив спальни самой красивой из дочерей семьи Шаффготч. Принц был завидным женихом с впечатляющей родословной, но вот в теннис он играл из рук вон плохо. «От него вообще никакого толка, – жаловалась Джоан, сыграв с ним несколько парных игр. – Просто смех, он даже не бежит, чтобы отбить мяч!»
