– Дела у нас с тобой хреновые, – сказал наконец Чиж и с силой провел ладонью ото лба к затылку, словно приглаживая несуществующие волосы. – У каждого по-своему, но все равно хреновые. Серегу Барабана знаешь?
– Двоюродный брат Абдуллы. Кузен, так сказать, – ответил Абзац и тоже закурил. «Вот черт, – подумал он. – Как я мог забыть про Барабана?»
– Тогда, я думаю, нет нужды объяснять, что он тебя ищет, – сухо сказал Чиж. – А искать он умеет, и связи у него будь здоров.
– Черт, – сказал Абзац. – Ей-богу, я про него совершенно забыл. То-то же я смотрю, что возле банка по-прежнему торчат какие-то рыла на джипе…
– Вот именно. Кстати, чтоб ты знал: мне известно, возле какого именно банка они торчат.
– Ну еще бы. – Абзац криво усмехнулся. – И что же, это известно только тебе?
– Мне сообщил об этом один штатный стукач, – сказал Чиж, глядя в сторону. – Я понятия не имею, на кого еще он работает. Но на твоем месте я бы считал, что эта информация известна всей Петровке.
– Спасибочки, – сказал Абзац. – Значит, ничего не изменилось… Точнее, изменилось, но только к худшему. Ч-черт!
– Да, – кивнул Чиж. – И имей в виду, что меня отправляют в длительную командировку. Один твой коллега засветился в Новороссийске. Он у нас давно в розыске, так что… Короче говоря, теперь в случае чего прикрыть тебя некому.
– Понятия не имел, что у меня до сих пор был ангел-хранитель, – с иронией заметил Абзац.
– Такова специфика работы ангелов-хранителей, – в тон ему откликнулся Чиж. – Об их существовании обычно догадываются уже после того, как они слагают с себя полномочия.
– По возросшему количеству неприятностей? – с улыбкой уточнил Абзац.
– Вот именно. Так что гляди в оба, стрелок.
– Да какой я теперь, к черту, стрелок… Но все равно спасибо. Слушай, майор…
Абзац заколебался, не зная, в какую форму облечь свою просьбу. До сих пор ему как-то не приходилось побираться, и он понятия не имел, что это так тяжело. Ничего, с лютым весельем подумал он. Ничего, дружок. В первый раз всегда трудно, а потом ничего, привыкаешь…
– Слушай, – для разгона повторил он, – у тебя парочки лишних рублей не завалялось?
Чиж окинул его внимательным взглядом, дернул щекой и полез в карман.
– Мало того, что киллер, – проворчал он, – так еще и нищеброд. Между прочим, там, на рынке, кроме пяти трупов, взяли и еще одного живого. Некто Ищенко, сержант муниципальной милиции… Бывший сержант, – поправился он. – Вел этот Ищенко себя как-то подозрительно. Заявил, что прибежал на выстрелы и никого не застал – в смысле, из живых.
А у самого на челюсти синяк и штаны мокрые… В общем, заставили его вывернуть карманы, а там, сам понимаешь, пять пар золотых часов, три «рыжухи», горсть «гаек» – в смысле, перстней, – и, конечно, пять лопатников. В тех лопатниках капусты было тысяч на двадцать, да наших «деревянных» полвагона…
Короче, все ценное, что на тех жмуриках было, наш ментяра прикарманил. Знаешь, что он в объяснительной написал? Что взял ценности «для сохранности и в качестве вещественных доказательств».
Абзац не удержался и разразился неприлично громким смехом.
– Орел! – воскликнул он. – Ну мусор, ну молодец! А я-то, грешным делом, думал, что он полная дубина. Надо же, сообразил: для сохранности!
– Это все, что ты можешь сказать? – рассеянно поинтересовался Чиж, копаясь в бумажнике.
– А что ты хотел услышать? – холодно спросил Абзац. – Что я не мародер?
Чиж длинно вздохнул, махнул рукой, выгреб из бумажника все, что в нем было, и сунул в ладонь Абзаца горсть мятых бумажек вперемежку с мелочью.
– Я где-то вычитал, что, когда человек голоден, он имеет право на любую пищу, которую сможет найти, – сказал он. – Это в корне противоречит букве и духу уголовного кодекса, но по сути кажется верным.
– Право – это еще не обязанность, – возразил Абзац, запихивая деньги в карман. – Прости, майор, но падалью я не питаюсь. С души воротит, ничего не могу с собой поделать.
– Конечно, конечно, – проворчал Чиж. – Ты у нас не гиена, ты у нас лев…
Абзац промолчал – ссориться с Чижом ему совершенно не хотелось.
– Спасибо, майор, – сказал он после паузы, гася окурок о каблук и прицельно забрасывая его в урну. – Можно сказать, выручил.
– Давай считать, что мы в расчете, – предложил Чиж. – Ты выручил меня, я выручил тебя, и говорить тут не о чем.
– То есть в следующий раз ты придешь с наручниками? – уточнил Абзац.
– Там видно будет.
– Э, нет, майор, так не пойдет. Что ты меня вываживаешь, как рыбину? Думаешь, я у тебя на крючке? Ошибаешься, приятель. Шантажировать тебе меня нечем, так что, если ты где-то в глубине души рассчитываешь сделать из меня сексота, лучше сразу откажись от этой мысли. Конечно, в вашей конторе тоже попадаются приличные люди, но они там подолгу не держатся.
– Я в этой конторе пятнадцать лет, – обиделся Чиж.
– А я и не говорил, что ты приличный человек, – нанес удар ниже пояса Абзац.
– На себя посмотри, – замыкая круг, повторил майор, после чего оба замолчали, усиленно дымя сигаретами и избегая смотреть друг на друга.
– Кстати, – немного успокоившись, сказал Абзац, – ты не в курсе, что стало с моей машиной?
– А что с ней станет, – неохотно откликнулся Чиж. – Стоит себе на штрафной стоянке.
Абзац поморщился, словно от боли.
– Разворуют же, – сказал он. – Хоть бы с аукциона толкнули, что ли…
– Толкнули бы обязательно, – заверил его Чиж, – но только после вынесения приговора судом.
С конфискацией… А суда ты, как известно, ждать не стал, так что теперь никто не знает, что делать с твоим драндулетом. Так и сгниет на стоянке.
– Паршиво, – расстроился Абзац. – Хорошая была машина. И что у нас, в России, за жизнь такая корявая?
– Каковы сами, таковы и сани, – ответил Чиж. – И потом, в бегах везде несладко. Между прочим, зря ты слоняешься по улицам на виду у всего города. Могут ведь и узнать.
– Надоело все, – признался Абзац. – Ну узнают, ну шлепнут… Ну и что? Что от этого изменится?
– Для тебя – все.
– А я не эгоист. То есть эгоист, конечно, но умеренный. Я не считаю, что мир перестанет существовать вместе со мной. Но это поэзия, а проза жизни заключается в том, что сегодня у меня дома коммунисты отмечают свой профессиональный праздник.
От них рехнуться можно, ей-богу. Уж лучше Барабан с его отморозками или твои менты. Они, по крайней мере, моралей не читают.
Чиж невесело рассмеялся, хлопнул себя по колену большой белой ладонью, стрельнул окурком в сторону урны и решительно поднялся.
