– Эт-то что такое? – наконец обрел дар речи Мышляев.
– А хрен его знает, – легкомысленно ответил Гаркун. – Когда я в последний раз сюда приезжал, этого не было. Давай, поехали. Держи прямо на эту фиговину. Видишь вон то, серое, у самого основания?
Ну, где кусты погуще. Это как раз его бункер и есть.
Давай, давай, поехали. Ты помнишь, о чем мы с тобой договорились? Твое дело – помалкивать в тряпочку и солидно кивать, как Киса Воробьянинов в роли отца русской демократии. И не забудь, что разговаривать надо с акцентом. С акцентом, понял?
– Слушай, – сказал Мышляев, трогая машину, – несолидно как-то… А по-другому нельзя?
– Ну давай, – язвительно откликнулся Гаркун, – давай, скажи ему правду. Так, мол, и так, хотим мы с дружком наладить на твоем приусадебном участке и твоими руками выпуск фальшивых американских рублей, так не хочешь ли, старик, войти в долю? Он же христосик, он тебя просто не поймет, а когда ты ему все растолкуешь, обязательно скажет, что это нехорошо и что он этим заниматься не станет; потому что так нельзя.
– М-да? – с сомнением обронил Мышляев.
Вся эта затея теперь начинала казаться ему какой-то донельзя детской, словно дело происходило не наяву, а на страницах фантастического романа для подростков. Это впечатление усиливалось встреченным на дороге нелепым механизмом, и этой несуразной, не лезущей ни в какие ворота вышкой, которая торчала на холме, как напоминание о нашествии марсиан, описанном еще Гербертом Уэллсом. Лежавшая в портфеле на заднем сиденье бумага, которую он набрал на компьютере под диктовку Гаркуна, распечатал на принтере и украсил красивой красной печатью, могла обмануть разве что полного инфантила; вообще ничего не понимающего в жизни и не имеющего ни малейшего представления о мире, в котором живет. Впрочем, Гаркун выглядел уверенным в себе и довольным жизнью. Черт с ним, решил Мышляев.
Попытка – не пытка, спрос не беда. В конце концов, глупо было рассчитывать на попадание в десятку с первого же выстрела. Главное, что Гаркун подписался на это дело. С ним, с Гаркуном, можно горы своротить, особенно если суметь заставить его работать не за страх, а на совесть. А он, кажется, по-настоящему загорелся идеей, так что, если этот его чокнутый профессор окажется неподходящей кандидатурой, Гаркун первый об этом скажет и в кратчайшие сроки подыщет другого. Не правда, что все умные люди свалили за бугор. Земля наша богата талантами, и через тысячу лет будет богата, и через две. Говорят, что талант нужно хорошо кормить. Это верно, но лишь отчасти. Кормить его нужно, когда он уже сформировался и готов к работе. А чтобы талант прорезался, человек должен жить впроголодь. Ничто так не обостряет мозговую деятельность, как голодное урчание в животе. Так что более благодатной почвы для рождения талантов, чем Россия, нет и не будет еще очень долго…
Размышляя подобным образом, Мышляев въехал в деревню и повел машину по кривой, огибающей вершину холма немощеной улице. Из какой-то подворотни выскочил худой облезлый кобель рыжей масти и принялся скакать вокруг, норовя вцепиться зубами в колеса. За поворотом от машины бросились врассыпную замызганные куры. Несмотря на то, что в деревне стояла самая горячая пора – пахота, сев и все такое прочее, – Мышляев насчитал на улице человек шесть пьяных. Один из них спал прямо на обочине в позе поверженного богатыря. Ширинка его замасленных рабочих штанов была расстегнута, и из нее высовывался захватанный грязными руками край белой нательной рубахи. Мышляев осторожно объехал обутые в рыжие кирзовые говнодавы ноги «богатыря», лежавшие на проезжей части, повернул еще раз и по указанию Гаркуна остановил машину.
Подворье местного технического гения расположилось на крутом склоне. За гнилыми остатками забора виднелась ветхая изба с полуразобранной шиферной крышей и непрозрачными из-за многолетних наслоений грязи окнами. Это неказистое строение по пояс тонуло в крапиве и бурьяне, которые имели вполне зрелый, процветающий и матерый вид несмотря на то, что на дворе стоял не август, а всего лишь май. В заросший лебедой и мокрицей склон позади избы врезались какие-то угрюмые капониры из монолитного бетона со следами дощатой опалубки. Чудовищная вышка возносилась над этим запустением на совершенно немыслимую высоту. Вблизи было видно, что она собрана из каких-то ржавых труб. Серебристая краска местами облезла, обнажив черно-рыжий металл. На вытоптанном до каменной твердости пятачке рядом с бункером ржавели голые каркасы каких-то сельхозмашин и стоял на колодках обтекаемый дюралевый корпус, в котором можно было с некоторым усилием узнать будущий катер на подводных крыльях. Вдоль стены бункера было сложено какое-то железо, и, приглядевшись, Мышляев с содроганием опознал в продолговатых металлических пластинах гигантские лопасти. Теперь было понятно, зачем на холме установили нелепую вышку: это был каркас будущего ветряка, предназначенного, скорее всего, для получения дармовой электроэнергии. Непонятно было другое: каким образом была установлена вышка и как, черт подери, хозяин намеревался втащить на сорокаметровую высоту эти громадные лопасти?
"Господи, – подумал Мышляев, – ну что это за страна такая? Сколько энергии расходуется попусту!
Ведь все это он сам соорудил, своими руками склепал, своей головой выдумал… А зачем? Вот полезет он наверх привинчивать свои лопасти, шмякнется оттуда, и привет… Все растащат, разворуют, вышку завалят, сдадут в металлолом и пропьют. А между прочим, этот его ветряк всю деревню мог бы электричеством обеспечить…"
Гаркун обогнул застывшего в задумчивости Мышляева и бодро заковылял по захламленному двору, заметно припадая на искалеченную ногу и постукивая своей тяжелой черной тростью. На фоне бурьяна, гнилых развалин и серого бетона со следами опалубки он напоминал шустрого гоблина. Мышляев взял с заднего сиденья портфель с бумагами и двинулся следом, внимательно глядя под ноги, чтобы не вляпаться в какую-нибудь дрянь.
Вокруг стояла непривычная для уха горожанина тишина, лишь откуда-то издали доносился приглушенный расстоянием рокот дизельного движка, да где-то поблизости сдуру хрипло загорланил петух, просясь в суп. В траве деловито жужжали пчелы, небо над головой было не правдоподобно синим, а еще не успевшая запылиться зелень радовала глаз свежестью цвета, которую можно увидеть только в мае.
Гаркун бодро пересек двор, даже не посмотрев в сторону избы, и свернул за угол бетонного бункера.
Мышляев последовал за ним и на мгновение остолбенел: за углом виднелся еще один ангар, аккуратно врезанный в склон холма. Высоченные железные ворота, в которые запросто прошел бы двухэтажный автобус, были приоткрыты, а немного правее возвышался собранный из крепких двутавровых балок каркас еще одного строения, похожего на теплицу.
– Прожекты, – хихикнув, сказал Гаркун, заметив состояние своего приятеля. – Сотни прожектов, для завершения которых требуются время и деньги.
– Ну, время – это ладно, – преодолев легкое обалдение, сказал Мышляев. – Но ведь во все это вбуханы тысячи баксов. Да что я говорю – тысячи! Десятки тысяч, сотни!
