Книга И здрасте вам через окно!, страница 12. Автор книги Елена Роговая

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «И здрасте вам через окно!»

Cтраница 12

Выпечка дышала жаром, заполняя кухню ароматом свежего хлеба. Обмотав руки полотенцем, тетя Сара извлекла противень из духовки и быстро взбила вилкой яйцо. Гусиным перышком она обмазала каждый пирожок со всех сторон и, цокая от удовольствия языком, еще раз отправила их в печь до получения золотистой корочки. Ровно через пять минут Сара извлекла пироги из печки и, встряхнув лист, ловко перебросила их на стол. Дав пирогам немного остыть, хозяйка принялась раскладывать их по тарелкам, а потом немного подумала и вывалила все в тазик, предусмотрительно отделив капустные от сладких старым выпуском «Одесского вестника». Накрыв посудину чистым рушником, Сара Моисеевна позвала мужа:

– Сема, забери пироги! Это невозможно, какие они красивые получились. Как никогда! Не могу же я их доверить нести ребенку. Оторвись на минуточку и прекрати жаловаться на судьбу. Может быть, ей с тобой тоже не очень приятно. Когда поставишь на стол, рушник с тазика не убирай, а то мухи обожгут себе лапки, – весело крикнула она вслед уходящему мужу.

Когда Сема под ручку с женой спустились во двор, за столом собрались почти все соседи. Ребятишки вертели ложки в руках, нетерпеливо постукивая ими по столу. Отец Менделя Савелий привычным движением откупоривал бутылку водки, а Дебора разливала по тарелкам наваристый борщ, сдабривая каждую порцию ложкой сметаны. Из чугунка с молодой картошкой, заправленной по случаю праздника пережаренным на сале луком, струился пар, а свежие огурчики, пересыпанные солью и укропом, исходили соком, доводя до исступления собравшихся за праздничным столом. После того как Савелий разлил водку по рюмкам, все попросили Семена сказать несколько слов.

– Товарищи, я не имею таланта сказать красиво, поэтому скажу, что идет из моего радостного сердца. Сегодня в нашем дворе большой праздник. Два героя, два замечательных человека вернулись с фронта, а это значит, что две семьи вновь стали крепче и счастливее. Две человеческие жизни – это много или мало? Если рассматривать относительно всей страны, то это очень незаметно. И навряд ли на Чукотке или в Узбекистане знали, что в Одессе на улице Преображенской живут Израил с Зиновием. Не знало о них и правительство, пока им не пришлось награждать героев медалями. Теперь, дорогие мои, их имена записаны в документах, а значит, и в истории. Сегодня мы еще раз празднуем победу, победу над разлукой и горем – вечными спутниками войны. Так давайте выпьем за Зиновия Аркадьевича и Израила Гершевича, которые под руководством товарища Сталина победили фашистов и вернулись домой. Ура, товарищи соседи!

– Сема, я вас еще никогда за такого не знала, – уважительно произнесла Хана, вытирая слезы.

– Хана, перестаньте мокнуть глаза и обрадуйтесь вместе с нами, – закончил свою блистательную речь оратор.

Все дружно прокричали «ура», чокнулись и выпили по первой рюмке. Звонко застучали ложки по тарелкам, и все на какое-то время затихли. Зиновий в одно мгновенье съел несколько пирогов и опустошил тарелку борща, нахваливая хозяек за мастерство. Дебора без слов вновь наполнила тарелку мужа.

– Это не борщ, – приговаривал Зиновий, натирая черный хлеб чесноком, – это шедевр, на который нужно смотреть и есть, есть и снова смотреть! Добочка, мое сердце бьется в одном ритме с ложкой, и я опасываюсь, что оно остановится, когда мисочка опустеет. В нем все идеально. Капустка похрустывает во рту, как первый снег, а мозг в голове легонечко сотрясается от удовольствия при каждом укусе. Картошечка от мягкого прикосновения ложки рассыпается на множество мелких кусочков, всплывает на поверхность и манит, манит за собой бурячок и моркву. И вот в этот момент из дымящейся пучины я поднимаю ложечку на поверхность, и она самозаполняется тоненькими овощными бревнышками, которые временно затонули от круговорота при размешивании сметанки.

Зиновий ел борщ и постанывал от удовольствия, а женщины глядели на него и млели от счастья, совершенно не жалея о затраченных продуктах, которых бы хватило семье на несколько дней.

* * *

Летнее солнце уходило за горизонт, позволяя вечеру вступить в свои права. Именно в это время никому не подвластные стихии огня и воды сливаются воедино, становясь кроткими и ласковыми. Солнечные лучи уже не обжигают водную гладь, а мягко по ней скользят, разглаживая волны и успокаивая их темперамент. От тепла и нежности море теряет бдительность, впадая в гипнотический штиль. И это продолжается до тех пор, пока задиристый бриз не промчится по зеркальной поверхности, напоминая воде о ее предназначении. Разбуженное ветром, море вздрагивает и покрывается легкой зыбью. Солнечный диск медленно погружается в бездонную голубизну, смывая с себя жар и суету летнего дня. Вода щекочет огненный блин, обжигается и разлетается в разные стороны миллионом разноцветных брызг. Перистые облака с удовольствием впитывают в себя морскую палитру, радуя жителей бескрайнего Черноморья причудливым небесным свечением. Ветер несет в уставший город долгожданную прохладу и умиротворение.

* * *

Разомлевший от еды и питья Зиновий сидел с блаженной улыбкой, подперев голову рукой. Всё как и четыре года назад. Пышнотелая тетя Сара обмахивает себя носовым платком, который то и дело прячет между грудями. Семен Григорьевич, откинувшись на стуле, слушает очередную историю Зямы, пощелкивая подтяжками по толстому животу. Еще минута-другая, он уловит ритм и начнет насвистывать одну из любимых песен. Савелий, как всегда, сидит молча и мастерит из водочной пробки жирафа.

Из надорванного ушка он сформирует шею с головой, затем согнет пробку пополам и заполнит образовавшуюся полость скатанным хлебным мякишем. Из четырех спичек будут сделаны животине ноги, а половинка пятой уйдет на хвост. При хорошем настроении Сава подойдет к работе творчески, и у хвостика будет кисточка. Пожевав кончик спички, он ее распушит и воткнет туда, где ей положено находиться по своей анатомической природе. К концу застолья жирафы встанут ровно в ряд, и их поголовье будет пропорционально выпитым бутылкам.

– Зиновий Аркадьевич, это невозможно что такое! – произнесла до сих пор молчавшая Мирав. – Ви загрустили среди нас. Пора заводить патефон. Сара, где ваш музыкальный аппарат? Нет, если вам немножечко жалко пошкрябать пластинку иголкой, я сильно извиняюсь. То не я, то Зиновий Аркадьевич сидит и хочет.

– Не говорите глупостев! В такой день и без музыки? Яшенька, бегите с Рэйзел к нам домой и принесите патефон. Уже пора на нем сжать посильнее пружину и послушать парочку песен. У нас сегодня праздник или как? Зиновий Аркадьевич, – переключилась Сара на соседа, – ви единственный из нашего двора, кто видел живых немок. Скажите, они красивее, чем мы привыкли о них думать? Не все? Это успокаивает и вселяет надежду. Сильно извиняюсь за нескромный вопрос, Добочка, вам что-нибудь привезли из предметов дамского немецкого туалета? Я бы хотела посмотреть хоть одним глазком на эту роскошь.

– Сара, это неприлично! – одернул жену Семен.

– Нет, ви имеете себе такое представить! Сема, мине шестьдесят, но это не значит, что я не женщчина. Если я спрашиваю, значит, есть зачем. Я могу сопротивляться чему угодно, но только не роскоши. К тому же, поговорить за пару капроновых чулок никогда не считается грехом. Скажи честно, я тебя уже не волную?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация