С чувством выполненного долга Оксана уже в своей комнате уложила сверток в простенький пакет, схватила ключи от машины и покинула дом.
Санкт-Петербург
Авторадио еще минут пять назад «порадовало», что на углу Невского и Маяковки столкнулись два автомобиля, в результате чего движение встало, так что застряли мы с Катей и бэхой, видимо, надолго. Впрочем, мне это не мешало нисколько, Кате, я думаю, тоже. Да и другие водители, давно привыкшие к несовершенству городских магистралей, не нервничали, а занимались своими делами. Только вот тот, кто оказался непосредственно за нами, ежеминутно начинал вопить, что он, мол, торопится. Вопрошал у соседей, почему, интересно, стоим, куда катится этот мир и вообще зачем было голосовать за Путина. А еще, как только перед нами освобождался клочок асфальта, он принимался остервенело сигналить, как будто, если моя бэха продвинется на два метра вперед, ему сразу станет легче.
Но в этот раз мы с Катей решили быть непреклонными: я сделал музыку погромче, чтобы не слышать его воплей, Катя перегнулась через коробку передач, устроилась у меня на груди и продолжила прерванный поцелуй.
— Уснул ты там, что ли?! Проезжай, проезжай!!! — крики прорывались сквозь лирику Фредди Равеля, льющуюся из магнитолы.
— Надо было Рамштайн ставить, — заметила Катюша.
— Кать, может, все-таки проедем? — я попытался усадить ее на место, потому что мне после ее поцелуев еще надо было как-то машину вести.
— Перебьется. Подождет еще пять минут.
Она зарылась теплыми ладошками мне под рубашку, и мне даже любопытно стало, что она собирается за эти пять минут сделать. Но теперь непреклонным был я:
— Все! Сядь на свое место. Далеко сядь, — на радость стоящего позади я таки проехал вперед на те самые два метра.
— Зануда ты, Никитин… — фыркнула Катя, собирая заколкой ворох медно-золотых волос. — А этому… я сейчас устрою! Сейчас достану свое следовательское удостоверение — спорим, что сразу заткнется?
— Ага, только помаду сначала поправь, следователь, — усмехнулся я.
— Ты тоже! — огрызнулась Катюша и бросила в меня влажную салфетку из своей косметички. — Кстати, а куда ты меня везешь?
— К себе. А ты имеешь что-то против?
— Да нет, но мне нужно сегодня встретиться со следователем по делу Аленкова…
— С Зайцевым? Так он по понедельникам только с двух часов принимает. У нас уйма времени.
Катя слегка нахмурилась, словно стирание помады было очень сложным занятием:
— А откуда это ты так хорошо знаешь его график? Ты что, разговаривал с ним? — в голосе ее был неподдельный ужас.
— Катюш, конечно разговаривал. Ты же сама хотела, чтобы я разузнал, какие слухи ходят об этом деле.
— Так слухи, а не информация из первых уст! Так, и в качестве кого ты с ним общался? Леша, только не говори, что ты защищаешь интересы Аленкова.
Ненавижу, когда она задает провокационные вопросы… Я действительно был адвокатом Аленкова, но, когда подписывал договор, представить себе не мог, что мне придется соперничать с Катькой.
А ей словесного подтверждения от меня и не требовалось — она уже все поняла:
— Леш, ты хоть понимаешь, что ты сделал? Я же рассказала тебе практически все, что мы в Старогорске нарыли по этому делу, а теперь ты собираешься эту же информацию пустить против меня?! Ты вообще в курсе, что это тайна следствия, что за ее распространение могут засудить?
— Ерунда, кто меня засудит? Я не подписывал никаких бумаг о неразглашении… — машинально ответил я и тут же об этом пожалел.
Катя дернула ручку дверцы, чтобы выскочить из машины, благо мы опять стояли, но я успел нажать блокиратор:
— Кать, не валяй дурака! Я взялся его защищать только потому, что Аленков действительно невиновен! Да ты сама будешь его допрашивать и поймешь, что к твоей краже он никакого отношения не имеет!
— У меня есть свидетельница, которую Аленков соблазнил и с ее помощью получил доступ к квартире Фарафоновых. Выпусти меня из машины. Я не хочу, чтобы нас видели вместе — я вообще не имею права с тобой разговаривать в нерабочее время.
Ну что я мог на это ответить? Катя вышла из автомобиля, огляделась и бодро зашагала вдоль дороги. Самое досадное, что я опять не знал, когда увижу ее: может быть, еще через полгода, а может, она позвонит мне к вечеру и извиняющимся голосом скажет, что вспылила. Я не могу предугадать ее действий. Странно, что даже в этой ситуации у меня и мысли не мелькнуло отказаться от защиты Аленкова.
* * *
Не успел я выбраться из пробки, как на сотовый позвонили — отобразился номер следователя Зайцева. Он торжественно объявил, что в двенадцать часов дня начнется допрос моего подзащитного Аленкова по делу о причастности к квартирной краже в Старогорске. Я мысленно аплодировал Катерине — чтобы уговорить Зайцева начать рабочий день на два часа раньше, определенно нужны способности.
Допросный кабинет «Крестов», наглухо запертый снаружи, казалось, был изолирован от всего мира. В отдалении лязга ли решетки, трещали с потолка лампы дневного света, но в кабинете все равно царил тоскливый полумрак. Катя сидела вполоборота ко мне, закинув ногу на ногу, и покачивала носком туфельки. Она, хмурясь, листала протоколы предыдущих допросов и делала вид, что в упор не замечает моих взглядов. Между нами сидел не менее хмурый Зайцев, сосредоточенно глядел в компьютер-наладонник и, несмотря на вырывающиеся оттуда веселенькие электронные мелодии, занимался, конечно, важным делом.
Аленков держался намного лучше, по крайней мере безысходности в его взгляде не было — только ленивая усталость, с которой он отвечал на вопросы Катерины. Занервничал он лишь раз, когда Катя упомянула, что она «по другому делу». О чем конкретно Катя собиралась говорить с Аленковым, я понятия не имел, а начала она издалека: полное имя, где родился, чем зарабатывает и все в таком духе. Наконец пошли вопросы о Гришином знакомстве с Дарьей Мерешко — это девичья фамилия его жены.
— Мы познакомились в Австрии, в Вене, в июле прошлого года. Даша там отдыхала, а я был на конференции археологов, представлял свою недавно вышедшую монографию. Называется «Аналитический метод в исследовании монет Восточной Европы XVII века». Между прочим, ее очень хвалили и мне настойчиво предлагали вести курс лекций.
— Григорий Григорьевич, — любезно спросила Катя, — вы монетами увлекаетесь, как я поняла?
Аленков, по-моему, смутился:
— Ну немного. Теме исследования средневековых монет я посветил девяносто восемь больших статей и две монографии. Третья пока в работе.
— Наверное, у вас и коллекция монет имеется?
— Конечно имеется. Совсем небольшая, правда, но у меня есть несколько довольно редких экземпляров. Кстати, в монографии, которую я сейчас пишу, я упомяну одну из своих монет.
