Джинсы я нашел аккуратно висящими на спинке стула, но про телефон и контору мгновенно забыл, потому что посреди моей спальни лежал некий предмет, который быть здесь никак не должен. Черная замшевая туфля, определенно женская. Мне резко поплохело…
Черт! Черт! Черт! Неужели я допился до того, что позвонил вчера Марине и попросил прощения? А она простила. Ну за что мне это?..
Теперь я уже ясно слышал шум душа. Не выпуская из рук туфлю, я дополз до двери ванной, дернул ручку — заперто — и тихонько поскребся в дверь.
— Я сейчас! — отозвался звонкий женский голос. — Через три минуты освобожу ванную.
С одной стороны, я приободрился — голос явно был не Маринкин, что хорошо. Правда, я, хоть убей, не помнил, как зовут его обладательницу и как она выглядит, что не очень хорошо.
Я молча сполз по косяку на пол, приложил к горящему лбу холодный металлический каблук и попытался хоть немного восстановить в памяти события вчерашнего вечера…
Итак, отмечали день рождения моей любимой женщины, Наденьки Аристовой. Муж моей любимой женщины как раз сегодня уезжает в Москву по работе, потому и собрали они компанию не на выходных, как следовало бы, а в будний день. Гуляли дома у Аристовых, что значительно сужало круг — значит, та, что заперлась в моей ванной, мне более-менее знакома. Путем логических умозаключений я установил, что это либо одна из подруг Наденьки по работе, либо кто-то из ее бывших однокурсниц, либо коллега Стаса — ее мужа.
Первое и второе очень и очень сомнительно: дело в том, что моя Наденька судебный медик, а отношения у меня с представителями этой профессии сложные. Исключая Наденьку, конечно, но с ней мы еще в школе вместе учились, так что это песня отдельная. А остальные… Что говорить, если дамы весь вечер громко обсуждали эффективность применения опарышей в медицине. С чувством рассказывали, что если в загнившую рану на некоторое время поместить личинку, то она, не будь дурой, съест все мертвые клетки, оставляя ткани чистыми. Нет, не мог я уехать домой ни с Надиной подругой, ни с однокурсницей — мне столько просто не выпить!
Преподавательницы — коллеги Стаса? Вот это уже теплее… Я даже оживился, вспоминая. Была там одна такая в коротком голубом платье. Очень коротком. Даже имя ее помню — Мила. Да-да, вот сейчас вспоминаю: как раз во время разговора об опарышах Марина заявила, что ее сейчас стошнит, и вышла на балкон освежиться, а эта Мила подсела ко мне и начала рассказывать что-то о непонимании современным обществом всей значимости поэзии раннего Гумилева. И так, черт возьми, она хорошо рассказывала, что мы пошли с ней танцевать аргентинское танго под Катю Лель.
Точно-точно!
А потом вернулась Марина и очень эмоционально заявила Миле, что безвкусно надевать под голубое платье красное нижнее белье. Мила ей, кажется, возражала. В это время судебные медики — среди них были не только женщины — немножко увлеклись спором об опарышах, и один даже предложил другому выйти на лестничную площадку и решить вопрос чисто по-мужски. Я начал их разнимать, отвлекся от Марины и упустил момент, когда она, не простившись с коллективом, покинула квартиру.
Значит, Мила! Внеся хоть какую-то ясность, я сравнительно легко поднялся с пола и почти бодро добрался до кухни — попить минералки. Но тут воспоминания поперли уже против моей воли…
Договорить о Гумилеве нам так и не дали — через какое-то время после ухода Марины явился муж Милы. Он тоже громко и возмутительно говорил что-то о красном нижнем белье, но моя Наденька обладает способностью урегулировать любые конфликты, так что через десять минут мы втроем — я, Мила и муж уже пили за встречу. Вечер подходил к концу, так что вскоре они ушли, а следом двинулся домой и я.
Машину в тот день я предусмотрительно оставил на стоянке у дома, потому возвращался на такси. В дороге успел протрезветь, вследствие чего мне сделалось тоскливо и одиноко. Не желая заканчивать вечер, по пути домой я наведался в ночной клуб — хряпнуть вискаря на дорожку. У барной стойки сидели штук пять девиц. Ни с одной я заводить знакомство вроде бы не собирался, но одна из них обратилась ко мне сама. Даже не обратилась, а просто собралась прикурить, но не смогла найти зажигалку. Ну как было не помочь? Разговорились. Помню, она сетовала, что мосты уже развели, и ей, бедняжке, теперь придется коротать ночь в клубе. В общем, мы поговорили в таком духе минут десять, потом купили еще бутылку вискаря и направились ко мне.
Н-да… а ее имя и внешность я, между тем, так и не вспомнил. Собрался уже смириться с этим фактом, но тут взгляд мой упал на женскую сумочку, живописно лежащую посреди прихожей. Немало не смущаясь, я вдоволь порылся в сумке, но ничего предосудительного не увидел, даже наркотиков. Зато нашел паспорт на имя Караваевой Юлии Александровны с пропиской в доме на Петровской набережной — хм, действительно через мосты ей ехать нужно было.
Едва я успел пристроить паспорт на место, как из ванной выплыла сама Юленька. Она оказалась, пожалуй, хорошенькой. Нет, правда, после того как весь вечер алкоголил со страшной силой, я и не ожидал подцепить девчонку настолько симпатичную.
— Доброе утро, Юля, — бодро поздоровался я.
— Доброе утро… — пролепетала она, стыдливо кутаясь в не слишком широкое полотенце. И судя по тому, как она на середине оборвала фразу, я понял, что ее мучают те же вопросы, что и меня минуту назад: «Надо же было так напиться!» и «Как, интересно, его зовут?»
— Леша, — подсказал я и отдал сумочку, которой она тут же, как могла, прикрылась.
Я умилился: какая своевременная скромность.
— Кофе хочешь? Или позавтракать?
— Нет, я и так опаздываю.
— Как знаешь… — я пожал плечами и скрылся в ванной, чтобы еще больше ее не смущать.
Через полминуты Юля постучала ко мне в дверь:
— Леша, я забыла сказать, тебе где-то полчаса назад звонили. Вроде что-то срочное. Звонок на автоответчик записан.
— Спасибо, — отозвался я. — Завтракать точно не будешь?
— Нет, я уже убегаю…
— Тогда увидимся, — пообещал я.
— Ага, увидимся, — и громко хлопнула входная дверь.
«Не дай бог!», — наверняка подумала она. Впрочем, я подумал то же самое.
Когда покинул ванную, в квартире уже ничего не напоминало о моей ночной гостье. Я поставил чайник кипятиться и ушел перестилать постель. Пришлось еще раз шугануть кошку с кровати — вообще-то эта дармоедка не моя, а мамина. Мама уехала на дачу, а рыжее наглое чудовище примостилось спать теперь в моих ногах. Разбаловали ее.
Зазвенел домашний телефон, я включил громкую связь и вернулся к уборке квартиры. На работу все равно опоздал, так что уже можно не торопиться.
— Леш, привет! Как настроение? Если до сих пор не в офисе, значит, посидели вчера хорошо? — сколько сарказма было в этом голосе…
— Здравствуй, Ань. Посидели, как всегда, замечательно. Антон не приехал?
