В доме было всего четыре этажа. Поднимаясь по лестнице, я наконец нашел то, что искал, между третьим и четвертым этажами: за квартирой Юли наблюдали точно так же, как и за квартирой Захаровой. Работали, правда, аккуратно: углы в качестве сортира не использовали и окурки не валялись по всему подоконнику. О том, что здесь кто-то был, говорил лишь несколько затоптанный пол рядом с окном и едва заметные хлопья пепла. Жильцы подобных домов в парадных не курят, да и лестничную площадку надраивают по пять раз в сутки. Значит, покуривал здесь кто-то чужой и покинули место только что.
В офис я сегодня приехал раньше всех — едва свели мосты. Просто отправляться домой было бесполезно, я бы все равно не уснул. Несколько раз по дороге набирал номер Кати, но она то сбрасывала звонки, то раздраженно отвечала, что занята и перезвонит через десять минут. Ни через десять, ни через двадцать она, конечно, не перезванивала. Уже по своим каналам я выяснил, что по факту убийства женщины в квартире на Четвертой линии Васильевского острова возбудили дело, но саму ее так и не опознали. Соседи лишь подтвердили, что это не Захарова.
Катя если и запомнила ее фамилию, случайно оброненную мной, то следователю сообщать не стала и правильно сделала — пришлось бы как-то объяснять факт знакомства.
Что касается связанных ребят, найденных в той же квартире, то один из них скончался до прибытия «Скорой» от черепно-мозговой травмы. Второй сейчас был в реанимации, говорить не мог.
Вова Лихачев, который осуществлял оперативное сопровождение, был опером настырным, въедливым, но тратить силы понапрасну не любил. Если, к примеру, маньяк в его районе объявится, или убийство на личной почве случится, или кражи, или разбойные нападения, он днем и ночью будет рыскать в поисках злодея. Зато у него была уверенность, что в так называемых бандитских делах до сути докопаться решительно невозможно: потерпевшие через пару дней заявления забирают, родственники убитых чуть не на коленях упрашивают расследование прекратить, потому как ниточки рано или поздно приводят к таким людям, с которыми лучше не связываться.
Поэтому я был практически уверен, что следователь, подстрекаемый Вовой, едва оставшийся в живых избитый придет в себя, вынесет ему обвинительное заключение. А то, что предполагаемые убийцы были связаны до приезда наряда, надо думать, спишут на появление в Питере неизвестного доброжелателя, который обезвредил плохих парней и побежал творить добро на другую улицу.
Да, кстати, по неподтвержденным пока данным оба парнишки работают в службе безопасности Дмитрия Алексеевича Кастецкого, которого по старой памяти многие еще называют Кастет. В лихие девяностые это погоняло гремело и было на слуху у многих. Потом Дима-Кастет попал ненадолго в «Кресты» и его вина даже была доказана. Правда, уже через два года он вышел, зато позже в каждом своем интервью утверждал, что, мол, свое он уже отсидел и совесть его теперь кристально чиста, к старым делам он возвращаться не собирается. Действительно, бизнес его к этому моменту был уже полностью легализован — ни почтенному Дмитрию Алексеевичу, ни его подчиненным не было больше нужды заниматься рэкетом.
А перегудовские, получается, знали, чьих парнишек так отделали. И мне наконец-то стало понятно, что их так развеселило, когда я «признался», что состою в кастетовской группировке. А ведь я тогда был не так уж далек от истины. Кастецкий действительно несколько раз обращался в «Фемиду» — Антон помогал ему оформлять какие-то бумаги… А может, стоит поговорить с Антоном, чтобы он вывел меня на Кастецкого — тому ведь наверняка любопытно знать, что на самом деле случилось в квартире на Четвертой линии?
Кастецкого я решил оставить на крайний случай. А пока мне нужно было найти Захарову. Хоть из-под земли, но достать ее!
Юля Караваева и Лиля Захарова были чем-то связаны — теперь я в этом уже не сомневался. И они не просто были подругами: Юля была замешана в той же истории, из-за которой так внезапно покинула Петербург Лиля. Черт возьми, это даже объясняло, почему такая барышня, как Юля, решилась коротать ночь с первым встречным, в смысле со мной. Ей просто некуда больше было пойти — она знала, что дома засада.
Начать поиски Захаровой я решил с ее же квартиры. Ни полиции, ни бандитов на Четвертой линии уже не было — я несколько раз прошелся мимо парадной, но ничего не заметил. Дверь в квартиру была опечатана работниками СК, но мне она была без надобности. Я задумался, стоит ли обращаться к соседке, но все же позвонил. За дверью молчали, хотя, судя по шорохам, тщательно изучали меня в глазок.
— Ну что ж вы, баба Тоня, такую подлянку мне устроили! — с укоризной довольно громко произнес я. — Я же вам поверил, понадеялся…
Щелкнул замок, и дверь отворилась:
— Не кричи так, сынок, перед всеми соседями меня позоришь. Проходи… Ты прости меня, сама извелась, что грех на душу взяла. Да что же мне делать было, когда бандиты эти пришли и заставили тебе позвонить, иначе убить обещали всех — и меня, и Людочку-дочку, и зятя, и внучат…
— Так, баба Тоня, давайте-ка все по порядку: кто это говорил и когда?
— Ироды эти — бандиты и говорили! Часов двенадцать было, я спала уже. Слышу — опять шум-гам на лестничной площадке. Я к глазку… А там девушка эта и бандиты, которые все Лилю ждали. Они вообще-то и не ругались, просто разговаривали громко так. Эмоционально. Бандиты у девушки что-то спрашивали, а она оправдывалась.
— А дверь тогда кто сломал?
— Это потом другие пришли. Что дальше было, я уже не видела: один из них прямо к глазку встал спиной и мне все загородил… Я слышала только, как дверь трещит, а потом они все в квартиру зашли.
— Выстрел вы слышали?
Баба Тоня покачала головой:
— Совсем ничего не слышала. Но пистолет видела. Ирод этот из квартиры вышел — сначала по телефону разговаривал с Евгением Павловичем каким-то… а у меня половица и скрипнула — он, видно, услышал. Пистолет-то достал и прямо в глазок дверной упер. И спрашивает, позвонила я уже в полицию или нет. А я действительно еще не звонила — перепугалась насмерть. Молчу. Ну вот он-то про тебя мне и напомнил. Про Лилю тоже он научил сказать. Звони, говорит, а то выйдешь на улицу, там мы тебя, старую, и пришибем…
По сухим щекам старушки давно уже текли слезы, а после этих слов она, схватившись за сердце, начала оседать на пол. Хотя тут же начала уверять, что все хорошо, я все же довел ее до дивана, сунул в руки аптечку, которая лежала здесь же — видимо, за последние дни ею пользовались часто, и метнулся за водой.
— Антонина Николаевна, — осторожно продолжил я, когда она выпила воду с валокордином и вроде успокоилась, — девушка, которая сюда приехала… вы сразу поняли, что это не Лиля? И могли ли парни эти, бандиты, принять ее за Лилю?
Та решительно покачала головой:
— Нет, точно не могли. Они ее даже по имени как-то называли… Юлией Александровной, точно.
— А вы сами ее раньше здесь видели? С Лилей?
— Видела. Не сразу, правда, но потом я вспомнила, что месяц назад или даже два она сюда приезжала. Я из булочной возвращалась, а Лилечка в машину к ней садилась. Это точно она была. Женщина видная такая, холеная.
