— Тогда вам нужно будет досконально продумать, что вы скажете следователю. И стоять на этой версии, что бы ни случилось. Даже если следователь найдет в вашем рассказе нестыковки, даже если будет говорить, что Аленков утверждает обратное. Даже если вас пытать будут — вы должны стоять на своем! Иначе ваша ложь станет еще одним доказательством виновности Гриши.
— Я понимаю.
Я вырвал из записной книжки лист и написал на нем номер сотового телефона и имя:
— Позвоните по этому номеру завтра часов в десять. Нет, лучше в двенадцать. И убедите следователя приехать сюда, к вам, — она шевелила губами, проговаривая и пытаясь запомнить номер. — Правильно, а листок потом лучше уничтожить. И разумеется, меня здесь не было.
— Я понимаю, — еще раз сказала Лиля.
Наверное, у нее были очень веские причины так поступать.
— Да, а человек, который приходил от Кастецкого, не называл свое имя? — спросил я, уже собираясь уходить. — Или, может, телефон оставил?
— Он визитку оставил. Сейчас… — Лиля, недолго поискав в сумке, достала визитную карточку со знакомым логотипом:
— Здесь его телефон и имя — Березин Антон Александрович, — прочитала она.
Глава 9
Особенный клиент
На третий день пребывания в больнице Настя почувствовала, что зверски голодна. Ей захотелось не больничного пустого бульона или овсянки, а чего-нибудь по-настоящему вкусного, вроде пирожков или даже мороженого. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз ела мороженое, и не смогла.
Посетителей у нее не было. Доктора пытались узнать номер телефона родителей, но Настя соврала, что у нее никого нет. Оксана больше не приезжала, приятели из «Скорпиона» тем более. Да ей и не хотелось никого видеть. Доступа к наркотикам, правда, теперь не было, зато ее пичкали обезболивающим, что вполне помогало держаться. Пару раз в день Настя выбиралась в холл смотреть телевизор; стиснув зубы, считала, с какой попытки неумеха-медсестра попадет иглой ей в вену; изредка перебрасывалась парой фраз с соседками по палате, а в основном глядела целыми днями в окно, рядом с которым находилась ее койка. В окно-то она и увидела капитана Федина и сразу запаниковала: даже здесь от него покоя нет!
Следователи, работавшие по делу об ограблении квартиры Фарафоновых, вышли на Настю сразу. Общалась с дочерью владелицы квартиры, наркоманка, безработная — конечно, ее подозревали в причастности. Насте пришлось убедительно доказывать, что она ничего не знает. Она и сама не заметила, как в попытках оправдаться наговорила много лишнего и об Оксане, и о ее Греге, и о няне Аленковой, и о Пашке, который вечно нуждался в деньгах.
Капитану Федину, который допрашивал Настю, доносы ее — по-другому она свои показания назвать не могла — видимо, очень пригодились. Он даже на полном серьезе предложил оформить Настю агентессой: похвалил, что память у нее хорошая и способ мышления аналитический. Среди наркоманов таких мало. Обещал деньги иногда подкидывать и от ОБНОНа защитить при случае. Место теплое. Взамен она должна будет регулярно докладывать обо всех событиях криминального характера в округе. Стучать, если по-простому…
— Ну даешь! Я все утро морги да больницы обзванивал, а ты здесь загораешь! — ворчал Федин, пока выкладывал ей на тумбочку фрукты. — Могла бы и позвонить: я же волнуюсь! Беспокоюсь, вдруг это и правда ты фарафоновскую квартиру обнесла, обвела нас всех вокруг пальца и на Мальдивы свалила.
Впрочем, надолго он, слава богу, не задержался. Поговорил с лечащим врачом, спросил ради приличия, не нужно ли чего Насте — друзьям-знакомым что-то передать или одежду сменную привезти.
— Видишь, как я о своих агентах забочусь? Так что говори, не стесняйся.
— Я вам не агент, — буркнула Настя.
Но тут же подумала, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь, хоть этот мент, привез ей из дома спортивный костюм и тапочки. А еще мыло, шампунь и зубную щетку.
И отдала ему ключ от квартиры.
Капитан вернулся под вечер, когда вход для посетителей уже был закрыт, но, вероятно, для него сделали исключение. Настя ни о чем не подозревала, поэтому, когда Федин грозно спросил, что в ее убогой квартирке делает гарнитур из жемчуга, где на кулоне выгравировано: «Дорогой Ларисе в день сорокалетия», совершенно растерялась. Только вяло отпиралась, что это не ее.
— Ежу понятно, что не твое! — хмыкнул оперативник. — Вот я и спрашиваю, у кого ты золотишко сперла? Сдается мне, что у Фарафоновых.
— Это не я…
Федин молча походил вокруг ее кровати, как будто прикидывая, правду она говорит, или нет. И сделал вид, что поверил:
— Ну ладно, а кто, если не ты? Давай тогда вспоминать, кто к тебе в последнее время в гости забегал.
Настя уже чуть не плакала, но сопротивляться не было сил. Ненавидя саму себя, она начала перечислять:
— Ну Кузя заходил…
— Кузьмин, что ли? Из «Скорпиона»? Этот с Фарафоновыми не знаком, не подходит. Еще кто?
— Оксана приезжала…
— Эта тоже не подходит: на кой ей мамашин гарнитур сдался. Дальше?
— Не было больше никого! Думаете, я всех подряд домой пускаю? Ну, Пашка Фарафонов еще был…
Федин прищурился, и Насте показалось, что он опять ей не верит:
— А ему-то что у тебя понадобилось? Давно он приезжал?
— Недавно… Как раз в тот день, когда я сюда попала. Мы с ним никогда и не разговаривали толком, а тогда я зашла в клуб, а Пашка уже там сидит, меня дожидается. Потом предложил в спокойном месте поговорить — в клубе тогда и присесть было негде. Я его домой привела, а он еще коньяк этот злосчастный притащил…
— Ну? И чем говорили-то? — поторопил опер.
— О хахале Оксанкином! Дался вам всем этот Грег… А что я могла ему рассказать, если я даже не видела его ни разу. Разве что на фотках…
Федин насторожился:
— На каких фотках?
— На Оксанкиных. Которые она потеряла. В смысле сначала она мне их показывала, Грегом своим хвалилась, а потом потеряла.
— Так выходит, ты Грега в лицо знаешь? — глаза молодого опера загорелись, и он принялся рыться в своей папке.
— Ну более-менее…
Федин уже сунул ей под нос фотографию, отпечатанную на цветном принтере и заботливо наклеенную на картонку:
— Узнаешь? — торопливо спросил он.
— Вроде похож…
— А точнее?
Настя взяла из его рук фотографию: очки, светлые кудри, удлиненное лицо с умными глазами…
— Точно он! — уже увереннее сказала она. — А Оксанка его что, не опознала?
— Значит, он! — Капитан не скрывал радости, а вопрос предпочел не расслышать. — Анастасия, ты золото, а не агентесса.
— Я не агентесса… — слабо возразила Настя, но опер опять не расслышал.
