— Туда Паша поехал, — выговорила Настя через силу. — Я отдала ключи ему.
— Зачем? — еле слышно переспросила девушка, еще не до конца осознавая, что натворила…
«Я же не хотела этого! Не хотела! Это глупость была, минутное помешательство!»
Оксана мчалась к Настькиной квартире. Несколько раз набирала номер Пашки, но его телефон был отключен, что заставляло еще больше нервничать. Оксана совершенно не помнила, где именно оставила злополучный сверток с гарнитуром, но знала, что пакет, в котором он лежал, обыкновенный. Совершенно неприметный. Один шанс на миллион, что Пашка, войдя в квартиру, захочет заглянуть в этот пакет. Но девушка все-таки волновалась.
На минуту она задумалась, чего боится больше — что Пашка возьмет гарнитур в руки, а эти сволочи из полиции обвинят его в краже, или что брат догадается, что она хотела его подставить, и расскажет обо всем родителям.
«Надо уговорить его молчать! Главное успеть до приезда полиции…»
Во дворе Настиного дома было тихо. Оксана оставила машину в соседнем дворе, внимательно оглядела окрестности и, не заметив ничего подозрительного, вошла в парадную. Здесь тоже было тихо, дверь нужной квартиры заперта. Собравшись с силами, Оксана вдавила кнопку звонка — тишина.
Только тут она расслабленно выдохнула. Выходит, она мчалась так быстро, что успела сюда не только до приезда полиции, но и до Пашкиного визита. Осталось только дождаться брата во дворе, пообещать, что привезет вещи Настьке сама, и забрать у него ключ.
Раздался телефонный звонок — это была мама:
— Дочь, ты где?
— В городе, — бодро ответила девушка.
— Срочно приезжай. На звонки с незнакомых номеров не отвечай, если на улице подойдут — хоть с удостоверениями, хоть без — отвечай, что без адвоката слова не скажешь. И тут же мне перезвони. Поняла?
— Мама, что случилось? — еле выдавила вопрос перепуганная Оксана.
— А ты не догадываешься что? — звенящим голосом спросила мама. — Павла в полицию забрали!
Санкт-Петербург
Добрался домой я в четвертом часу ночи, предварительно вернув машину Стасу и забрав от метро свою. Горе-преследователи в «восьмерке», рассудив, видимо, что когда-нибудь я домой все же вернусь, ждали меня у парадной. Они даже не спали и не потрудились потушить свет в салоне — один курил, второй разгадывал кроссворд. Я, проходя мимо их машины, приветливо махнул рукой — чтоб не беспокоились — и вошел в парадную. Я старался казаться беззаботным и неунывающим, хотя настроение было такое, что хоть вой. Из-за Антона, конечно. Вспомнил я, как он выведывал у меня информацию о Лиле и как советовал выманить ее, наверняка попыток не оставит. Что мне со всем этим делать, я не знал.
Открыв дверь квартиры и увидев, что включен свет, я вспомнил о Кате. Она все еще была здесь и не спала. Мне бы радоваться: разве не этого я ждал с той самой минуты, как она приехала в Питер? Однако самой первой моей мыслью было малодушно сбежать из квартиры, лишь бы оттянуть хоть на время допрос на тему, не с вражескими ли агентами у меня была встреча. И еще больше мне не хотелось врать, что не с вражескими.
Нарочито медленно я снимал куртку, а когда расстегивал ботинки, краем глаза увидел приблизившиеся из комнаты босые женские ноги. Катины, разумеется. Я мгновенно выпрямился, Катя отчего-то тоже застыла на пороге. В опущенной руке раскрытая книга, через плечо перекинута небрежно заплетенная коса. Из одежды на ней была только моя рубашка, застегнутая на несколько пуговиц. Я подозревал, что эта рубашка прозрачная, но не знал, что настолько. В глазах подруги читалось нетерпение сказать что-то, но она молчала. И допрос явно откладывался на неопределенный срок — беспокоило Катю явно не мое отсутствие.
— Ты голоден? — спросила она. — Я нашла у тебя мясо и приготовила ростбиф. Давно, правда, но можно разогреть.
— Можно, — пожал я плечами. Хотя Катины ноги были так откровенно оголены, что еда — это последнее, о чем я думал.
Она же, слегка замешкавшись, аккуратно закрыла книгу, положила ее на телефонный столик, но вместо того, чтобы свернуть на кухню, вдруг обняла меня, зарылась пальцами в мои волосы и поцеловала. Но тут же отстранилась и недоуменно посмотрела мимо меня на свою ладонь, только что побывавшую на моем затылке. Ладошка была в пыли и сухих листьях. Ну и видок у меня, должно быть. Я открыл рот, чтобы хоть что-то сказать, но Катя опередила:
— Давай ты потом все расскажешь… — и повела меня в ванную.
Потом она, сидя на краю ванной в намокшей рубашке, мыла мне голову, то и дело касаясь меня то бедром, то грудью и делая вид, что не замечает, что творят со мной ее прикосновения. А в изумрудных глазах вовсю резвились бесенята. Закончилось купание тем, что я сперва стащил ее, хохочущую и отбивающуюся в ванну, а потом, предпочтя экзотике качество, все же отнес в кровать. Хохотать Катя перестала, но мои несчастные соседи только благодаря врожденной тактичности не стали молотить шваброй по батарее с призывами заткнуться…
— Пока тебя не было, приходила девушка, — как будто нехотя произнесла Катя.
— Марина?
— Ну уже не знаю — Марина, Ирина… Мы как-то не успели познакомиться! Не смотри, пожалуйста, на меня так испуганно, я ее не убивала и не сбрасывала труп в Неву, — пошутила нервно.
Я откинулся на спину и не знал, что сказать. О Марине я за эти дни совершенно забыл. Забыл, что у нее есть ключи от квартиры и что она может прийти сюда в любой момент. Как все складывается-то по-дурацки.
— И… что ты ей сказала? — только и смог выдавить я.
— Я думала, что это ты, и открыла ей дверь, одетая в твою рубашку на голое тело, — мне нужно было что-то говорить?
— А она?..
— Тоже немного. Только то, что ты не любишь, когда надевают твои рубашки. Потом расплакалась, оставила там, на тумбочке, ключи и ушла. Леш, — Катя приподнялась на локте и заглянула мне в глаза со всей искренностью, — я хотела ее догнать и все объяснить, но она очень быстро бегает, а я была босиком и не одета… Но мне показалось, что она не глупа и тебя любит. Если ты с ней поговоришь — наверняка поймет и простит.
Я тоже приподнялся, желая внести ясность:
— Катюш, ты все не так поняла: мы с Мариной давно не…
Она не дала договорить, закрыв мне ладошкой рот:
— Я не хочу знать, что у тебя с Мариной, это не мое дело. У тебя своя жизнь, не надо было мне вот так являться к тебе без приглашения.
— Катюш, я… — она опять закрыла мне рот.
— Молчи. Я и так знаю, что ты мне всегда рад. Поэтому после ухода твоей девушки я и подумала, что раз тебе все равно придется оправдываться перед ней, если уж она меня здесь застала, то хотя бы будешь оправдываться за дело.
Странно, но нам опять не стучали по батарее. У меня чертовски терпеливые соседи.
— Не хочу, чтобы наступало утро, — призналась Катя. — Я его боюсь.
