Не успела хлопнуть дверь парадной, как Максим с напарником Ваней Соколком вынырнул из кустов, держа удостоверение наготове. Парень сперва растерялся, но в следующее мгновение замахнулся свертком, как оказалось увесистым, и заехал им Максиму прямо по левой скуле… Сверток полетел в сторону, а Федин не знал, то ли подбирать его, то ли хвататься за ноющую скулу, то ли ловить парня, метнувшегося обратно в парадную. Вокруг уже скапливалась толпа, а кто-то даже успел подобрать сверток с футляром — пришлось спасать вещдок. Ваня среагировал быстро, и, пока Максим забирал сверток, уже выводил Фарафонова на улицу — в наручниках, в потрепанной ветровке и с распухшим носом.
В свертке оказался футляр с украшениями. То, что взял его Фарафонов именно из Настиной квартиры, подтвердили свидетели. Кроме того, Федин, собаку съевший на подобных тонкостях, уже сбегал в медпункт, где врач без проблем зафиксировал его синяк как побои. Правда, задерживать по подозрению в краже Павла и тогда было рано — потерпевшая заявления не писала, а вот отправить в ИВС
[1] на сорок восемь часов под предлогом выяснения личности сам бог велел.
Предполагалось, что за это время Лариса Фарафонова напишет заявление о пропаже украшений, экспертиза подтвердит, что к коньяку из Настиной квартиры было что-то подмешано. А там, глядишь, и сам Павел сознается в обоих ограблениях.
— И что Лариса? — спросила Катя, выслушав историю. — Подтвердила пропажу?
Максим выглядел растерянным. Осторожно, как будто боясь самой папки, он листал заведенное на него дело и, кажется, только сейчас осознал, чем для него может все обернуться.
— Сначала-то подтвердила… Я же знал, что пасынка она ни за что не сдаст — честь семьи дороже. На хитрость пришлось пойти: пока она еще о Павле не узнала, вызвал ее на допрос и предъявил футляр. Мол, он с того июльского ограбления, а мы его нашли. Она и опознала, и надпись дарственную показала. Сколько ж у нее этих цацек, что она не помнит, какие украли, какие нет? Ну а потом, когда про Павла все выяснилось, явилась сюда уже с адвокатом и пела, что украшения перепутала и именно этот футляр день назад одолжила своему пасынку.
— А Павел что говорит? Он их принес в Настину квартиру?
— Сначала заявил, что не знает, как футляр к Насте попал, ну а после того, как с адвокатом пообщался, как по писаному начал толковать, что принес к Настьке футляр сам, на другой день забрал, а подлые менты его на выходе повязали и даже не объяснили за что. Сорок восемь часов вчера истекли, следователь собрался уже Фарафонова отпускать, а тут я со своим синяком вмешался, так что его опять задержали — теперь за нападение на сотрудника полиции. Оно мне надо было?! Дурак!
Федин швырнул папку, и та бы свалилась на пол, если бы Катя ее не подхватила. Понятно, что именно после этого адвокат Фарафоновых посоветовал Ларисе переходить от защиты к нападению и вспомнить про разбитый нос Павла.
— Максим, может, и не было никакого Грега-организатора? Не поторопились ли мы исключить всех Фарафоновых из круга подозреваемых? Павел постоянно нуждался в деньгах, был в ссоре с отцом, но благодаря Оксане имел доступ в квартиру… А что с коньяком?
— Экспертиза ничего не нашла, — Максим морщился — думать о Фарафоновых сейчас ему явно не хотелось. — Но раз он бутылку в квартире не побоялся оставить, так, может, он в стакан Настьке что-то бросил? И вообще, по этому делу мне Ваганыч теперь точно заявит отвод, так что больше меня про ограбление не спрашивай.
— На отвод не надейся. Фарафоновым лишний шум не нужен: выпустим Павла — тем более что задерживать его действительно не за что — и Фарафонова заберет заявление. Вот увидишь.
Дело Павла Фарафонова находилось в производстве, но следователь, видя его бесперспективность, с радостью согласился объединить его с делом по ограблению Фарафоновых и передать Кате.
Лариса Фарафонова прибыла на допрос не в сопровождении мужа, что было бы логично, а с адвокатом — чрезвычайно серьезным, энергичным и молодым, что не мешало ему быть при этом профессиональным, в чем Катя уже успела убедиться. Едва увидев в коридоре Катерину, Фарафонова обрадовалась, будто встретила старую знакомую:
— Катерина Андреевна, как же я рада, что дело Паши передали вам! Уж вы-то сумеете разобраться, а то предыдущий следователь бог знает что наговорил про мальчика! А я сама дала ему эти украшения, сама!
Все это женщина произнесла еще до того, как Катя пригласила ее в кабинет. Астафьева, которая готовилась едва ли не к войне, слегка растерялась, но, смерив Фарафонову взглядом, поняла, что та действительно настроена доброжелательно. Уж неизвестно, каким ангелом прикидывался ее пасынок, но та уверена, что «мальчик» невиновен, а пропажа украшений — недоразумение. Если так, то не нужно с ней ссориться — пускай забирает своего мальчика и оставит в покое Максима.
— Кофе, Лариса Георгиевна? — улыбнувшись, предложила Катя.
— Нет, спасибо, я очень тороплюсь, — она нерешительно села на предложенный стул и во все глаза смотрела на следователя. — Скажите, когда отпустят Пашу?
Пришла очередь Кати трогательно улыбаться:
— Сегодня. И хочу принести извинения за дознавателя, который задерживал Павла — конечно, на то не было оснований. Заявление о нанесении побоев он уже забрал, с украшениями, которые у Павла изъяли, как вы говорите, произошло всего лишь недоразумение, так что уже сегодня с вашего пасынка снимут все обвинения.
Произнося эту слащавую фразу, Катя сама поражалась, какой она, оказывается, могла быть лицемеркой. Мысли ее отличались от слов как небо и земля. Но самое главное сейчас было вытащить Максима.
— Правда? — еще больше расцвела Фарафонова. — А когда именно?
— Да вот, — Катя подняла стопку бумаг, — сейчас только на подпись нужно отнести документы. Если подождете минут тридцать, то сможете уехать отсюда вместе.
У адвоката вытянулось от неудовольствия лицо: раз ему не пришлось вставить ни слова, видимо, ему не заплатят. Фарафонова же на мгновение помрачнела и тут же, извиняясь, развела руками:
— У меня совершенно нет времени. Могу я передать для Паши деньги на такси? Или, еще лучше, я сейчас позвоню, и за ним приедет мой водитель…
И Катя ясно поняла, что лицемеров в этом кабинете как минимум двое. Лариса не хотела забирать Павла сама. Скорее всего, она вообще не хотела с ним разговаривать — значит, была зла на него. Она прекрасно понимала, что выкрал украшения именно он. И возможно, понимала, что и в первый раз их ограбили при его участии. Понимала, но изо всех сил пыталась сохранить лицо и семью.
— Катерина Андреевна, у меня к вам еще одно деликатное дело… — Фарафонова бросила короткий взгляд на адвоката. — Я хотела бы отозвать первое заявление. Хочу, чтобы вы прекратили дело.
Догадка только подтвердилась.
— Вы имеете в виду ограбление вашей городской квартиры? Почему? — изобразила Астафьева удивление. — Мы ведь уже нашли грабителя, дело за малым — доказать.
