— Даже не напоминай об этом упыре!
— Почему? А куда делся нимб вокруг его головы?
— Да этот кровосос спит и видит, чтобы меня из СК выжить! Что он только не вытворяет, лишь бы заставить меня уволиться: к каждой мелочи придираться уже прекратил, теперь, наоборот, делами заваливает. И ладно бы действительно у нас аврал был, но он у полиции дела забирает и на меня сваливает! Но ничего, еще посмотрим, кто кого…
Я даже не знал, что сказать: при всей сложности наших с Вагановым отношений я знал, что человек он вполне адекватный. А уж выживать кого-то с работы, тем более девушку, вовсе не его стиль. В чем я тут же попытался убедить Катю.
— Катюш, ты, по-моему, к Ваганову несправедлива, он профессионал — если забирает в СК полицейское дело, значит, все не так просто.
— Да простое оно, как пять копеек… Вот лица всякие значительные замешаны — это да. Квартиру дочки главы нашей администрации обчистили. Все до последней сторублевки. Дело, сам подумай, чисто полицейской подведомственности. С какой стати им СК занимается?
Катя еще что-то говорила, возмущалась несправедливостью жизни, а я отвлекся, потому что понял, о каком деле она говорит. Та квартирная кража произошла месяца два назад, и дело было достаточно громким, потому что похитили из квартиры родственницы главы администрации далеко не только сторублевки, но и коллекцию старинных золотых монет, стоящую соответственно. Как они попали к дочке старогорского мэра — тема отдельная. В июле об этих монетах не писали только профнепригодные журналисты, резонанс дошел аж до Питера. К слову сказать, с Санкт-Петербургом эта история оказалась связана напрямую: ходили слухи, хотя и ничем не подтвержденные, что вывозить монеты за границу собирались именно через Финский залив.
Странно, что Катька этого всего не знает и уверена, что дело рядовое.
Или знает? И звонит только для того, чтобы выпытать у меня подробности питерских разработок этих монет? С нее станется…
— Да, вроде бы действительно подведомственность полицейская, — осторожно решил я подыграть и разведать обстановку. — Но ты Ваганова тоже пойми — его сверху попросили себе в отдел забрать дело, а как он откажет, если давно уже сам в областную метит?
— Это точно! А хочешь послушать, на каком основании СК возбудил дело? Мы ведь официально как бы расследуем дело об убийстве — СК же все-таки!
— Каком еще убийстве? — я действительно был удивлен.
— Ты обхохочешься… только это между нами? — Катя понизила голос. — Короче говоря, в твоем Санкт-Петербурге буквально неделю назад грохнули одну тетку. Причем с выдумкой так грохнули, обставили все как самоубийство путем отравления. А эта тетка на беду свою не так давно вернулась из Старогорска. И Ваганов, не долго думая, официальной версией признал, что убитая была наводчицей на ограбленную квартиру. И все это только ради того, чтобы дело попало именно в СК! Ну не дурдом ли?
— Ага… — пробормотал я. — Убийство, обставленное как самоубийство, говоришь?
— Да ничего я не говорю! Надоел он мне — сил нет!
— Нет сил — увольняйся.
— Не дождется!
— Тогда терпи. Ладно, Катюш, не скучай там у себя в ванной. Созвонимся как-нибудь, хорошо?
Катя, должно быть, не рассчитывала, что я так быстро попрощаюсь, потому и молчала, а я нажал отбой. Что-то в последнее время в Питере стало появляться много трупов с признаками отравления и подозрением на убийство. Интересно, муж моей любимой женщины уже уехал в Москву? Я набрал домашний номер Аристовых — трубку неожиданно снял Стас:
— А ты чего дома?
— Вот я вас и застукал, гады… — усмехнулся Стасик. — У меня билет на «Стрелу», раньше двенадцати не уеду.
— Да? Я тут вспомнил, что ты мне клиента хотел навязать, предложение еще в силе?
Стасик сразу оживился:
— А я уж решил, что ты откажешься. Данные парня у Нади… Или, если на Московский вокзал успеешь, я сам тебе все расскажу.
Кому-то наши отношения обязательно покажутся странными. Марина, которая как-то наблюдала, как я в присутствии Стаса называю Наденьку своей любимой женщиной и рассуждаю на тему, что фамилия Никитина ей подошла бы гораздо больше, чем Аристова, презрительно фыркнула — высокие, мол, у вас отношения. Я даже не знаю, что она в тот момент о нас подумала, но бросила меня тогда аж на целую неделю.
Сколько лет я был влюблен в Наденьку, я и не вспомню сейчас, но с первого по десятый классы она была моей соседкой по парте, и я списывал у нее математику и физику. С русским и всеми гуманитарными предметами у меня проблем никогда не было: грамотность я, можно сказать, впитал с молоком матери, а говорить вообще могу о чем угодно и сколько угодно. Так вот… Наденька не то чтобы была первой красавицей, но имела тот самый изюм, благодаря которому давала фору любой красавице. Плюс ко всему была она редкой умницей: рядом с ней любой мальчишка стремился выглядеть умнее, чем есть на самом деле. Училась Наденька всегда на отлично и с начальных классов знала, что станет доктором.
У Нади всегда было полно воздыхателей, но серьезных конкурентов у меня не появлялось вплоть до девятого класса, когда наш староста — активист и лидер Антон Березин твердо решил Наденьку у меня отбить. Да еще перевелся в наш класс пронырливый очкарик Стасик Аристов, который вообще пользовался запрещенными приемами — бренчал ей на гитаре слезливые песенки собственного сочинения.
Весь девятый класс я и мои соперники тихо ненавидели друг друга, время от времени устраивая драки на заднем дворе школы, но однажды в такой же осенний день, как вчера, Надя нас троих пригласила на свой день рождения. Там мы устроили мини-скандал, распугав остальных гостей, и были выдворены на улицу с указанием от Наденьки не возвращаться, пока не помиримся. На улице мы подрались уже более основательно, в результате чего Березин сломал мне нос. А так как милиция в те времена работала куда эффективней, чем сейчас, то нас заметил участковый и вознамерился отправить на ночь в ИВС, то бишь в изолятор временного содержания. В ИВС никому не хотелось, мы удирали от патрульной машины проходными дворами, а потом еще полночи отсиживались на каком-то чердаке. Там и пришли к выводу, что все мы трое вполне неплохие ребята, а Наденька… Хоть она классная девчонка, но ссорится нам из-за нее — себя не уважать.
По ночному Питеру, проспекты которого наконец-то были свободны, я добрался до вокзала за каких-то полчаса. Стас курил на платформе и, видно, давно уже высматривал меня.
— Здесь его полное имя и телефон следователя, — сразу сунул он мне блокнот с записями. — Так ты точно возьмешь дело себе?
— Попробую. В крайнем случае отдам Тохе. Слушай, а ты этого Аленкова, — я прочитал фамилию моего будущего клиента, — хорошо знаешь?
— Не очень. Но он парень неплохой. Вообще-то Аленков с другой кафедры — историк, мы пару лет назад ездили в один из отдаленных филиалов лекции читать: он по истории, я по гражданскому праву. Ехали в поезде в одном купе, на той почве и сдружились. Закадычными друзьями, правда, так и не стали, у него вообще характер сложный — друзей немного, весь в себе. А жена его… Честно говоря, я вообще не знал, что Гриша женат. Ты попробуй что-нибудь сделать, а, Лех?
