Катерина давно уже ожидала чего-то подобного, так что, не особо удивившись, холодно спросила:
— На каком основании?
— Что?
— На каком основании вы меня отзываете? Если вы заберете дело, я вынуждена буду обратиться в прокуратуру, где вполне могут предположить, что вы срываете следственные действия в связи с личной заинтересованностью в деле.
Начальник опешил:
— Да вы… Да что вы себе…
— Это только предположение, Константин Алексеевич, но этим вопросом непременно зададутся, — поспешно добавила Катя.
Полное немого возмущения молчание начальника она восприняла как согласие и, попрощавшись, положила трубку.
Когда Константин Алексеевич не мог чего-то добиться от подчиненных или чего-то не понимал, он тут же, даже не пытаясь еще раз все обдумать, бросался звонить своему заму. Потому Катя, нажав отбой, не выпустила телефон из рук и ждала входящего звонка. Она надеялась на понимание со стороны хотя бы Ваганова, но не рассчитывала лишь на него — она следователь, процессуально независимое лицо, справится и без его поддержки.
— Екатерина Андреевна, что вы сказали Трухину? — в голосе Ваганова была смесь изумления и иронии. — Очень уж он разгневан. Предъявлял мне претензии, что я разбаловал следователей своей мягкостью.
Невольно Катя усмехнулась: только Трухин мог назвать Ваганова человеком мягким.
— Может быть, я действительно разговаривала с Константином Алексеевичем резко, но мне нужен этот дополнительный день командировки, чтобы попасть в архив суда.
— Надеетесь, что подельники Раевской, которых она укрывала пять лет назад, причастны и к ограблению Фарафоновых?
— И к убийству самой Раевской тоже! — торопливо добавила Катя.
— Зачем вам это? Это что-то личное? — помолчав, спросил Ваганов.
— В каком-то смысле, — нехотя призналась Катя. Ей очень хотелось, чтобы организатором краж был все-таки Аленков, ведь тогда окажется, что в споре с Никитиным она была права, а он ошибался. Только в этом случае Катя смогла бы сама ему позвонить. Не говоря уже о том, что она вообще крайне тяжело переносила собственные проигрыши. — Этот Аленков мерзкий человек, я с ним общалась, я чувствую, что это он убийца. Кроме того, его опознала та наркоманка, свидетельница Максима.
— Подкрепляйте свои чувства доказательствами, Екатерина Андреевна, и, как только освободитесь, возвращайтесь в Старогорск.
Как же Катерине хотелось, чтобы в деле пятилетней давности мелькнула фамилия профессора Аленкова! Или хотя бы мужчина по имени Григорий Григорьевич. А под конец она уже выискивала среди свидетелей всех мужчин с подходящим годом рождения… Данные подозрительных фигурантов она скрупулезно выписывала на отдельный лист, и один из свидетелей — тоже профессор, правда, технических наук все же привлек ее внимание.
Глядя в задумчивости на его фамилию, Катя вздрогнула, когда в мрачноватой тишине помещения архива, который располагался в подвале старинного здания, раздалась трель ее сотового. Звонил Максим Федин.
— Катерина Андреевна, что же ты такого сказала Трухе? Он рвет и мечет. Мне Наташка проболталась, что он даже твое личное дело запросил. Ты осторожней, Катька, начнут и на тебя дело шить — кто тогда будет меня от зоны отмазывать?
Федин откровенно веселился. Катя же острить на тему фединского уголовного дела была не готова, зато, пользуясь случаем, решила выяснить интересующие ее вопросы:
— Максим, эта твоя наркоманка, Настя Волчек, — что ты про нее знаешь? Чем раньше занималась, как на наркоту подсела, кто родители? Любые мелочи!
Федин, кажется, опешил от такого напора и даже пожалел, что вообще позвонил:
— Да ничего особенного… Обычная биография: мать после развода с отцом переехала в неблагополучный район, девчонка — Настьке тогда шестнадцать было — попала в дурную компанию, в «Скорпион», тот еще гадючник.
— Ты же рассказывал, что раньше семья вполне благополучной была, отец вроде из преподавателей.
— Ага, Настька говорила, что он профессор.
— А имя-отчество у этого профессора какие?
— Так… Настька у меня Анастасия Антоновна, а вот отчества ее папаши я не знаю. Это важно?
— Пока сама не знаю, но ты расспроси ее на всякий случай… — пробормотала Катя. — Говоришь, он с Настиной матерью развелся? А где теперь живет? Тоже в Москве?
— Где теперь — не знаю. Но после развода вроде перебрался в Питер… Подожди, ты думаешь, что…
— Ничего я не думаю, — прервала его Катя, выяснив все, что ее интересовало, — я тебе перезвоню, пока!
На причастность к делу Аленкова по-прежнему ничего не указывало, но у Катерины отчего-то все равно поднялось настроение. Тонкой карандашной линией она подчеркнула данные одного из преподавателей вуза — декана факультета электроники и общей электротехники Волчека Антона Антоновича.
Глава 17
«Скорпион»
Вспомнилось Кате, что женщину, по чьей просьбе заведующая садиком выписала Раевской-Мерешко липовую справку с места работы, звали Еленой Волчек. И Катя готова была поспорить, что Антону Волчеку та приходилась женой. Не первой — матерью Насти, а второй, питерской. Выходит, по телефону Катя говорила с самим Волчеком…
Она даже самой себе не решалась признаться, что рада еще и тому, что теперь, скорее всего, снова придется ехать в Петербург — опрашивать Антона Волчека. И даже если вдруг, случайно и незапланированно, она встретится с Алексеем, это будет выглядеть совершенно обычно. Можно даже будет попенять ему, что он, видимо, ее преследует: стоит приехать в Питер — он вечно путается под ногами!
Возвращаться в Старогорск тем вечером Катя снова не стала. Она вдруг поняла, что Настя Волчек неспроста отказалась рассказывать, как познакомилась с Раевской. Настя укрывала отца и вторично на допрос просто не приедет. Нельзя ее вызывать в Следственный комитет, лучше самой наведаться в «Скорпион». Да, это не было безопасно, но однажды уже приходилось там бывать — ничего особенного. Правда, тогда она была в прокурорском кителе и с сопровождением в виде Максима. Сегодня же подумала, что нужно слиться с тамошним контингентом или хотя бы не слишком выделяться.
Решив, что кожаная юбка и чулки в сеточку все-таки перебор, Катя облачилась в джинсы со стразами и ярко-красный топ на бретельках. На губы вместо привычной матовой помады нанесла малиновый блеск и с удовлетворением отметила, что лет пять ей эти манипуляции скостили.
Уже в прихожей Катя долго раздумывала, куда девать удостоверение. Дело в том, что вместо сумки она взяла алый лаковый клатч — нашла его среди обновок мамы и решила, что он как раз будет в тон топу. Он был немного в стиле ретро, с застежкой-«поцелуйчиком» и золоченым ремешком, миниатюрный настолько, что в него едва помещались пачка сигарет, телефон и помада. Если постараться, можно было бы впихнуть и удостоверение, но тогда оно было бы на виду каждый раз, когда Катя открывала бы клатч. Недолго раздумывая, она бросила документ вместе со вложенным командировочным листом в ящик комода и, попрощавшись с мамой, отбыла.
