— Екатерина Андреевна, у вас ведь рабочий день уже окончился?
— Да, два часа назад.
— А может, тогда плеснете коньячку немного в кофе себе и мне?
Два раза Астафьевой предлагать не нужно было — упускать шанс поговорить по душам с Фарафоновой она не собиралась.
На этажах Следственного комитета было темно и тихо, только тетя Валя звенела в конце коридора ведрами. В запертом изнутри кабинете Астафьевой сидели две женщины. Одна — в кителе с погонами в следовательском кресле, закинув ноги в туфлях от Кристиана Лабутена на письменный стол, — это была Лариса; вторая, сняв туфли и по-турецки усевшись на стуле для посетителей, заливисто над чем-то хохотала:
— Ну ты даешь, Лара!
— Это еще что, Катюш, у нас в администрации такие анекдоты каждый день! Никому уже не смешно, — она резко погрустнела. — На работе-то весело, а домой идти иногда вообще не хочется. Муж — тряпка! Ни помощи от него, не поддержки, только над древностями своими трясется целыми сутками… Ну и шел бы тогда в музей работать, чего в политику переться, если ни черта в ней не понимаешь?! Да ладно, я уже смирилась с этим, но Оксанка! До сих пор не могу понять, когда я ее упустила…
— Все образуется, Ларочка, — растрогалась Астафьева. — Оксана просто молоденькая совсем, но она не плохой человек… Я, конечно, в воспитании детей ничего не понимаю. Да и нет у меня детей. И мужа нет, — она вдруг всхлипнула от жалости к себе, — никакого. Да и не будет уже.
— Не говори глупостей, Катюш, — теперь растрогалась Лариса. — Ты молодая, красивая. Да пальцем помани только, любой…
Но Астафьева только отмахнулась, с трудом сдерживая слезы — после бутылки коньяка на двоих ее совершенно развезло.
— А он тебе замуж предлагал идти, да? — с любопытством спросила Фарафонова, убирая со стола ноги.
Катя, утирая слезы, кивнула:
— Почти… Я не уверена, но, по-моему, предлагал.
— Это как? — расхохоталась Лариса.
— Я до конца выяснить не успела. Поругалась с ним из-за ерунды…
— Подумаешь, поругалась! Помиритесь еще.
— Нет, уже не помиримся. Между нами эти… непреодолимые преграды.
— Какие еще могут быть преграды?! — и вдруг лицо Фарафоновой озарилось догадкой. Она уселась в кресле и спросила начальственным тоном: — Где?
— Кто?
— Заявление это паршивое где? Про сломанный нос моего Пашки?
Катя, всхлипнув в последний раз, мигом утерла слезы и бросилась искать нужную бумагу. Она с трепетом, не зная, чего и ожидать, подала ее Ларисе, а та, демонстративно разорвала документ на множество мелких кусочков.
— Вот и нет никаких преград, — констатировала Фарафонова, — но если после этого твой Федин вдруг передумает на тебе жениться…
Лариса не закончила фразу, но смотрела так, что Катя поняла — Федину будет очень плохо.
Остаток вечера Астафьева помнила отрывками. Вот она врывается в спальню к Линке и Федину и, нервно смеясь, требует, чтобы он немедленно женился — на Кате. И купил ей бутылку коньяка взамен выпитого. Вот — решительно набирает номер Никитина, бесится, когда вместо его голоса слышит автоответчик. Вот рассказывает, не стесняясь в выражениях, все, что она о нем думает.
Признаться, что конкретно говорила, она не помнила, но наутро единственным желанием было любыми законными или незаконными способами уничтожить то сообщение с никитинского автоответчика. Как именно его уничтожить? Этим вопросом Катя сперва мучила поисковик Интернета, а потом всех знакомых, встретившихся по пути. Правда, ни Интернет, ни знакомые ничего мудрого не ответили, только Федин посоветовал меньше пить.
Катя страдала: Леша вряд ли простил ей последний скандал, когда она обвинила его в подкупе свидетеля, а уж после вчерашнего пьяного телефонного разноса и вовсе знать ее не захочет. Спасало ситуацию лишь то, что сегодня Катя опять дежурила по району и на самокопание времени не было.
— На выезд надо бы выбраться, Екатерина Андреевна, — бодро поздоровался дежурный оперативник, — бомжа нашли с признаками насильственной смерти. Похоже, водкой паленой траванулся. Эксперт еще не смотрел — едет. Тут недалеко совсем, в парке имени Ленина.
— Сергей Сергеевич, а как стереть сообщение с чужого автоответчика, вы случайно не знаете?
— Чего? — не расслышал тот. — Екатерина Андреевна, так вы поедете?
Катя, конечно, поехала. Точнее, пошла: парк находился как раз на отрезке пути от остановки до СК. Она по пять раз в день бегала мимо, но ее не смутило, что там, возможно, кого-то убили. Удивило то, что здесь нашли всего один труп. А остальные? По ее ощущениям, здесь под каждой березкой, у каждой помойной кучи можно было при желании откопать чьи-то останки.
— Участковый уполномоченный Буренко, — козырнул парень, стороживший дыру в заборе. По-видимому, это был самый удобный вход в парк.
— Следователь Астафьева. Может быть, вы знаете, как стереть сообщение… — Буренко слушал ее очень внимательно, но явно не понимал, чего от него хотят. — Ладно, проехали. Тело где?
Буренко в мгновение ока пролез в дыру и протянул руку Катерине, приглашая действовать так же. Делать нечего — она уцепилась за ладонь, полезла следом, пытаясь о прутья не разодрать колготки. И тут стало жутко. Парк в центре города словно был другой планетой, где на сотни километров ни единой живой души. Только грязь, гробовая тишина и заросли колючего кустарника повсюду.
— Труп там, в конце парка… Несчастный случай чистой воды, — принялся убеждать участковый. — Бомж добыл где-то бутылку водки, распил в одиночку. Пришел второй, сосед его, — тот уже остывает. Рядом ополовиненная бутылка. Яснее ясного все…
Труп мужчины неопределенного возраста лежал, скорчившись и поджав ноги, на полу в помещении. С натяжкой помещение даже можно было назвать жилым — сторожка, облюбованная бездомными.
— А что? Пока холода не наступили, живется здесь неплохо… тихо… — объяснял Катерине мужчина-бомж, возраст она опять определить не смогла.
Рядом с трупом перевернутый ящик, служивший столом, на ящике уже ничего не было — бутылку с остатками жидкости заканчивал обрабатывать кисточкой эксперт. И от трупа, и от бутылки исходил запах ацетона, так что причина смерти ни у кого сомнений не вызывала. Минут через сорок, работая в хорошем темпе, Катя окончила описание места происшествия, благо описывать здесь было нечего. Черкнув роспись, она подозвала соседа погибшего.
— Мне нужно переписать ваши данные, паспорт есть? — поинтересовалась она.
— Петров Иван Дмитриевич, — ответил мужчина, — паспорта нет, тогда еще сгорел…
— Здесь что, пожар был?
— Нет, это дом мой сгорел — деревянный был, ветхий. Еще прошлой весной. Летом здесь с Ленькой околачивались, а к зиме придется подвал искать. Так у меня все вещи вместе с домом и сгорели.
