* * *
Уже когда я собирался окончить свой рабочий день и поехать домой, раздался телефонный звонок, но номер мне знаком не был:
— Алексей Викторович? — неуверенно спросил тонкий, совсем девчачий голос.
— Да, — ответил я.
— Это Лиля Захарова. Мама сказала, что вы звонили и хотели со мной переговорить… Вы действительно звонили по поводу смерти Даши?
— Да, — снова подтвердил я, раздумывая, чего ради свидетельница вдруг связалась со мной сама, да еще так скоро. Неужели гражданская сознательность? — Лиля, мне действительно нужно с вами поговорить. Где вам удобно встретиться?
— Нигде! — слишком быстро отозвалась Захарова. — Меня сейчас нет в городе, и приехать я никак не могу. Но я отвечу на все ваши вопросы по телефону, — заверила она меня.
Я запнулся: ведение допроса по телефону — это что-то новенькое, хотя… А что, собственно, интересного может сказать Захарова?
— Лиля, расскажите, зачем вы приехали к Дарье утром двадцать девятого августа? — спросил я, чтобы хоть что-то спросить.
Ничего нового она, конечно, не рассказала, все это я уже читал в протоколе ее допроса. Лилия Захарова — подруга Аленковой. Двадцать девятого девушки договорились вместе ехать на дачу, отдохнуть пару дней. Встретиться собирались у метро, так как обе живут на Васильевском острове, вместе доехать до станции, а оттуда на электричке — на дачу. Утром двадцать девятого Лиля полчаса прождала Дарью у метро, но так и не дождалась и отправилась к ней домой. Долго звонила в дверь, звонила и на сотовый, и на домашний — никто не отвечал. Лиля забеспокоилась.
Дело в том, что и на дачу-то они решили ехать только потому, что Дарья очень переживала из-за грядущего развода с мужем и хотела немного отвлечься. Хотя Лиля подозревала, что есть еще что-то посерьезней.
Дверь никто так и не открыл, и Лиля отважилась вызвать слесаря. Дарья лежала в постели — в халате, укрытая одеялом, как будто приготовилась ко сну. Но она была мертва. Лиля тут же вызвала полицию.
— Значит, вы уверены, что Дарья покончила с собой? — подвел итог я.
— Конечно… — немного удивленно ответила Захарова. — Не могла же она перепутать лекарства!
— Лиля, а следователь считает, что Дарью Аленкову убили, — произнес я и ожидал реакции Лили. В этот момент я жалел, что не могу видеть ее лица.
— Убили?.. — тихо и испуганно переспросила девушка. — Но кому это может быть нужно? Да нет, это ерунда… Или убийцу уже нашли?
В последнем вопросе мне послышался неподдельный интерес.
— Следователь считает, что к этому причастен муж Дарьи. А я его адвокат. Собственно, я по этому поводу и звоню: может быть, вы…
— Гриша?! — ужаснулась Захарова, перебив меня. — Нет, вы что-то путаете… Извините, я не могу говорить, я перезвоню…
— Лиля, подождите!.. — попытался я ее вернуть, но уже послышались гудки отбоя.
— Вот ч-черт!
Где была моя голова! Это же азы делопроизводства: нельзя вести допрос по телефону. Вот теперь Захарова положила трубку и может даже не позвонить больше. А я даже не знал, где находится эта ее дача. И звонила она с сотового — адрес без санкции не вычислишь! Ч-черт!
Глава 3
Няня
В бар на Университетской набережной, где теперь уже сам Лихачев назначил мне встречу, первым приехал я. Пока потягивал холодное пиво из запотевшего бокала, подошел Вова. Сглотнул, глядя на мой бокал, и тоже заказал кружку. Несколько минут мы молча пили, думая каждый о своем, о приятном.
— Откуда информация про связь Аленковой со старогорскими кражами? — спросил Лихачев. Спросил вполне дружелюбно, не так, как вчера. Не знаю, подобрел он из-за пива или из-за чего-то еще, но теперь с ним вполне можно было иметь дело.
— От проверенного человека. Что, подтвердилось?
Вова пожал плечами:
— Аленкова была няней в семье Фарафоновых — тех самых, ограбленных. Уволилась за две недели до кражи.
— А что там за монеты, действительно таких бешеных бабок стоят? И главное, как они попали к мэру?
— Такая шумиха поднялась в Старогорске после кражи этих монет, — хмыкнул Лихачев, — что сам глава администрации в больницу с сердцем загремел. Зятя отстранили от работы — он тоже в администрации трудится. Говорят, монеты принадлежали именно ему. Фарафонову-младшую на допросы таскают. В июле, сразу после кражи, проскочил слушок, что коллекция ушла к нам. Но слух ничем не подтвердился — монеты так нигде и не появились.
Я не стал намекать, что бравые сыщики могли банально «проворонить» вывоз коллекции за границу. Впрочем, Лихачев и сам наверняка это допускал, он ведь далеко не дурак.
— Вот видишь! — воодушевленно заговорил я. — Организаторы кражи не найдены — это раз, старогорцы установили, что Аленкова — наводчица, — это два. Не кажется тебе, что есть посущественней мотив убить Аленкову, чем ревность? Моего клиента нужно выпускать. Ты с Зайцевым говорил?
— Зайцев упертый… — поморщился Вова. — Ему доказательства нужны. Против Аленкова доказательства есть, а за — нет, только косвенные. Он не собирается его освобождать даже под подписку о невыезде. Главное доказательство — двадцать восьмого, за день до того, как нашли труп Аленковой, ее муж был в городе. А что он здесь делал и зачем приезжал, он говорить отказывается.
Так ни о чем и не договорившись, мы с Лихачевым разошлись, но взяли друг с друга слово, что созвонимся, как только станет что-то известно.
Еще во время своей работы в РУВД я понял, что восемьдесят процентов работников правоохранительных органов — это лентяи, мучимые единственным вопросом: где бы заработать денег. Как говорят гуманисты, не они такие, жизнь такая. К этим-то восьмидесяти процентам я, ни минуты не сомневаясь, причислял и следователя Зайцева. Так прытко он взялся за Аленкова по одной лишь причине — Аленков сам шел в руки. Я представляю, как он на месте происшествия рвал на себе волосы и кричал, что это он во всем виноват. Разумеется, что когда появились намеки, что это убийство, первый, кого примерили на роль убийцы, был Аленков. Ну а в дело соответственно вносились исключительно те факты, которые эту версию подтверждали.
Потому выводам Зайцева я доверял не очень-то, а, сделав себе копии заключения судебного медика, поехал за консультацией к независимому эксперту. К Наденьке, конечно. Дома у Аристовых трубку упорно не поднимали. Я ужаснулся: неужели на работе? Сегодня было воскресенье… Ну так и есть: детей бабушка с дедом забрали на дачу, а скучающая Надя не нашла лучшего развлечения, чем поехать на работу — подготовить заключение, которое обещала сделать к понедельнику. А работала Наденька в морге.
После школы она, как и рассчитывала, поступила в медицинский, точнее, в Военно-медицинскую академию. В ранней юности мечтала Надя стать хирургом, как ее отец, ну а потом переклинило что-то, пошла в судебную медицину. Сейчас она возглавляет целый отдел и носит погоны майора медицинской службы. В общем, моей любимой женщиной я имею все основания гордиться.
