– Застрелю! – продолжал угрожать Карецкий. Соседи игнорировали очередную ссору супругов. Такое нередко случалось по причине блудливости жены прапорщика. Наконец, всё стихло. Хлопнула входная дверь, и было слышно, как хозяин метнулся на второй этаж, и вновь раздался грохот. Теперь прапорщик стучал в квартиру своего друга Паздникова. Дверь долго не открывали, и Карецкий вновь принялся кричать:
– Саня, открой! Дай ружьё! Я убью его!
Дверь отворилась, и на пороге стоял прапорщик Паздников в синих сатиновых трусах. Опять всё стихло. Только невнятное бурчание Карецкого, который что-то объяс-нял приятелю, нарушало тишину, воцарившуюся в подъезде.
– Ладно. Хорошо, я сам тварюгу застрелю, – согласился Паздников.
– Сашенька, не надо! – теперь уже взвыла жена владельца охотничьего ружья.
– Не твоё дело! – огрызнулся супруг и через несколько минут в том же виде, дополнив свой костюм валенками, и с двустволкой на плече уже спускался вниз. Скрипнула дверь в квартиру Корецкого, и почти сразу раздался выстрел. Дом замер в напряжённом ожидании, а Паздников закинул ружьё на плечо и спокойно поднялся к себе на этаж. Он постучал в дверь, уже заметно подрагивая от холода. Дверь не открывали. Прапорщик ещё раз постучал и произнёс, обращаясь к супруге:
– Валя, открой – холодно.
– Отсидишь – открою. Иди, пиши явку с повинной, – тут же отозвалась Валентина.
– Ты чё, с ума сбрендила? Я кота убил!
Дверь она ему открыла только после того, как Корецский предъявил ей труп окровавленного котяры, который заболел бешенством и пытался кидаться на членов семьи своего хозяина.
Глава 23
Курилка! Величайшее изобретение, достойное сравнения с лучшими методиками психоаналитиков. Пара скамеек с объединяющим началом – бочкой, вкопанной посередине в землю, а сколько здесь проведено бесед, спасено от суицида человеческих жизней! Именно тут рождались сплетни, распространялись слухи, сочинялись самые невероятные истории и анекдоты. Подозреваю, что самые удачные и величайшие военные операции замышлялись тоже в курилке. В те времена они исполняли роль ретрансляторов сотовой связи и служили лучшим средством для сколачивания воинских коллективов. Такие сооружения располагались перед входом каждой казармы, любого административного здания или помещения воинской части. Всегда многолюдные, опустеть они могли только при появлении на горизонте начальства, но ненадолго. Однажды в курилке подорвался боец автороты. Он гвоздиком решил расковырять запал для гранаты. Оторвало ему несколько пальцев, и поехал солдат на дембель досрочно.
Хохот из курилки доносился даже в каптёрку, где я писал конспект на политзанятия. Заинтригованный, я тут же вышел на крыльцо и услышал, как вещал капитан Осипов: «…выпили, закусили, и тут замполиту приспичило посрать».
Лёгкие смешки заглушили его негромкий голос, затем стихли, а Боря продолжал: «Сел он под кустиком, а ротный подкрался сзади и незаметно подставил ему лопату под жопу. Говно поймал и отбросил подальше. Замполит встал, надел штаны, а потом, как положено, обернулся, чтобы оценить плоды своего напряжённого труда….»
Тут народ взвыл от хохота, и потребовалось много времени, чтобы Осипов смог продолжить свою байку: «Искал замполит, искал. Нету. Даже штаны снял провериться. Нет, и всё тут! К костру он вернулся задумчивый и серьёзный. Разлили ещё по одной, а ротный поводил носом и говорит: «Мужики, а вам не кажется, что дерьмом воняет?»
Все согласно закивали головами. Замполита как ветром сдуло. С тех пор он с нами на пикники не ездил. Вот так от него и избавились», – закончил свою историю Осипов, но его уже никто не слушал. Аудитория валялась на земле, только икая от хохота.
Капитан Борис Павлович Осипов был нашим новым замполитом батальона. Совсем недавно он прибыл из укрепрайона, который располагался где-то на границе с Китаем. Поначалу он со вполне серьёзным видом рассказывал нам, как пользоваться длинными баграми, которые якобы имелись в каждом ДОТе. По его словам, эти приспособления использовались для того, чтобы расталкивать горы трупов перед амбразурой в ходе боя.
Борис был достойным офицером и толковым замполитом. Стукачей среди личного состава не держал и сам с такими же целями в политотдел не бегал. О капитане Осипове бытовало мнение, что у нас в части один нормальный замполит, да и тот закончил командное – не политическое – танковое училище.
Армейский юмор – штука специфическая. Циничный и пошловатый, он, конечно, не для женских ушей, но грубые шутки и анекдоты реально облегчали жизнь. Смеялись, когда было смешно. Смеялись, когда было не до смеха. Смеялись, когда не хватало сил смеяться от усталости. Смеялись даже, когда впору было помирать. Может, поэтому весёлые моменты запомнились лучше, чем тяжёлые, хотя последних было гораздо больше.
Сразу после построения и развода я сидел в курилке и грелся на солнышке. Утро было морозное, на редкость безветренное, и поэтому припекало. Батальон был в наряде, и я имел возможность насладиться свободной минутой.
– Эдуардыч, – услышал я голос Осипова. Замполит почти всегда к командирам групп обращался по отчеству, а к командирам рот – по имени-отчеству.
– Эдуардыч, – обратился он ко мне повторно и уже громче продолжил: – Комбат вызывает.
Я недовольно поморщился. Безделье продлилось недолго. Через минуту я докладывал Латаеву о прибытии. Тот долго смотрел на меня, и от этого бычьего взгляда мне стало неуютно. Наконец, он произнёс:
– Бронников, возьмешь толкового солдата. Получишь гранаты Ф-1. Двадцать пять штук. Сделаешь из них учебные. По десять на каждую роту и пять на взвод связи. Начальник склада уже ждёт. Вопросы есть?
– Никак нет. Разрешите идти? – бодро ответил я. Комбат в ответ только кивнул головой. В расположении толкового солдата не было, был только рядовой Набоков, который отличался изрядным тугодумием и медлительностью. Не лучший вариант.
После долгих сборов, а Набокову надо было только получить и надеть бушлат, мы, наконец, выдвинулись в сторону складов – на «старт». Шура Набоков тащил сварной металлический короб, который через несколько дней должен был стать печкой-буржуйкой, а пока как нельзя лучше подходил для наших целей.
Начальник склада выдал нам гранаты, и я выпросил у него деревянные упаковочные соты. Мы с Набоковым, удалившись на сотню метров от складов, развели костёр. Возникла заминка с водой. Её не было. Караул был от нашей роты, поэтому я, легко договорившись с часовым, позвонил с постового телефона в караулку. Начальник караула Анвар Хамзин пообещал два ведра с первой же караульной сменой.
Через полчаса Набоков уже переливал воду из пожарных ведер в металлический короб, установленный над костром. Я установил гранаты в деревянные соты горловинами вниз и опустил в ёмкость. Оставалось только ждать, когда опасное варево закипит. В действительности ничего особо рискованного не было. Тротил легко плавится при температуре сто градусов и должен был вытечь из чугунного кожуха. После чего пустую металлическую оболочку оставалось покрасить в черный цвет, и учебные гранаты были готовы.
