После недолгих раздумий из оперативно-планового отделения разобрали и вынесли огромный стол, расставили стулья, собранные со всей части. Получилось некоторое подобие небольшого зала. Совещание свелось к беспредметному монологу члена военного совета и рассказам из жизни начальника штаба округа. При этом последний часто прерывался, окидывал удивленным взглядом помещение и затем продолжал повествование. В конце концов, чтобы развеять свои сомнения, он обратился к комбригу:
– Товарищ подполковник, мне кажется, в прошлый раз помещение просторнее было?
– Так точно! – не растерялся Колб и, понимая, что от него требуется пояснение, продолжил: – Тесновато у нас. Вот понадобилось отдельный кабинет сделать для начальника ОПО, и пришлось общую комнату поделить.
С этими словами Григорий Ананьевич для убедительности ткнул пальцем в капитальную стену. Генерал понимающе кивнул головой и спросил:
– Я что, клуба то у вас разве нет?
– И не было никогда, – весьма убедительно отрапортовал комбриг и, извиняющимся тоном, покосившись на главного политработника округа, добавил: – Который год бьёмся, чтобы в план капстроительства включили…
Мне показалось, что в этот момент раздались дружные аплодисменты офицеров и послышались крики «браво!». Ничего этого не произошло. В полной тишине член военного совета открыл свой блокнот, черкнул там несколько слов и кивнул головой в знак того, что вопрос будет решённым. Я не знаю, был ли построен клуб. Менее чем через год я убыл к новому месту службы, а ещё через восемнадцать месяцев сменила место дислокации и вся бригада.
В декабре пришло распоряжение подготовить команду до ста человек из числа военнослужащих, прослуживших шесть – двенадцать месяцев, для отправки в Марьину Горку. Там формировался отдельный батальон СпН. Неофициально все знали, что это – Афганистан. Впоследствии отряд имел место дислокации в Асадабаде, провинции Кунар.
Бойцы реагировали на это событие по-разному. Некоторые побаивались, и это было заметно. Другие радовались, что наконец покинут проклятые «каменюки». Были те, кто писал рапорт сам, чтобы попасть в команду. Это делать было вовсе необязательно, так как с учётом ограничения по сроку службы отправлялись почти все. Однако пришлось разлучить двух закадычных друзей Филатова и Чихунова. «Фил» и «Чих» были водителями, но потом Чихунова поставили на должность разведчика, а «Фил» остался на прежней должности, это и решило их судьбу.
После того как команда была отобрана поимённо, началось срочное натаскивание тех, кто должен убыть. Интенсивные занятия по ТСП – тема «способы передвижения разведчика» – и практические стрельбы проводились днём и ночью. Такого рвения к обучению я не встречал больше никогда. Но и мы, командиры групп, старались выложиться до конца, чтобы передать бойцам свой опыт и знания, навыки в стрельбе.
Где-то в районе новогоднего праздника отправили команду на аэродром Степь, где их ждал военно-транспортный ИЛ-76. Казармы опустели.
Командир роты Саня Зайков получил несколько писем от рядового Чихунова. В одном их них Андрей описывал красоты Афганистана и необычность жизни и быта афганцев. Заканчивалось послание фразой: «завтра уходим в горы…» В этих словах чувствовалась какая-то обреченность. Внизу стояла дата 20.04.1985 года.
А на следующий день, двадцать первого числа, разразилась трагедия, ныне известная как «гибель мараварской роты». Мы об этом узнали из письма оставшегося в живых младшего сержанта Власова. Было и ещё одно письмо – в первый батальон, но мне запомнилось именно это. Очень сумбурно, но откровенно и эмоционально описывался их последний бой.
Геройская и отчаянная смерть пулемётчика Андрея Чихунова от гранатомётного выстрела в упор ввергла в шок. Даже у офицеров, читавших письмо, тряслись руки и наворачивались слёзы. «Фил» ходил почерневший и не мог вымолвить ни слова. Из нашего батальона ещё погибли рядовые Комогорцев и Овчинников, из первого – Моряхин и Жуков.
Офицерские жёны плакали. Казалось бы, где «каменюки» и где Афганистан, но это были наши солдаты. Здесь, вдалеке от войны, погибшие парни были более своими, чем там в том отряде, где они прослужили так недолго. Это была самая тяжёлая потеря. Увы, не последняя. Всего в том бою погибло 29 человек.
Безграмотно спланированная операция, халатная подготовка, роковые ошибки уже во время её выполнения, попытка свалить вину на ротного. Если бы не принципиальность единственного свидетеля постановки задачи комроты-2 Сергея Макарова, то, возможно, случилась бы несправедливость. Это стоило ему карьеры.
Мой друг и однокашник подполковник Макаров скончался ровно через 24 года, день в день, 23 апреля 2011 года.
Письмо с войны
Андрей, здравствуй!
Получил твоё письмо, давно ответа не было. Я уже отошёл, и, только опрокинув пару рюмок, после третьей начинает слеза катиться. Научились списывать людей и забывать тоже: сегодня был, а завтра нету, а послезавтра его уже как не было. И такое происходит со всеми, даже с самыми отличными мужиками. Я тебе вышлю его адрес и его фотографии попозже. Ехать сюда не придётся. Переговоры проходят вроде успешно, так что, может, не успею выполнить свой интернациональный долг на все 100 процентов. Мои орлы дали отличный результат: под сто стволов, правда, духов мало, но ничего, молодые взводные подрастают. Олега представили к Герою. Должен пройти, я думаю.
Я жив-здоров. Начал бегать и чуть заниматься, скоро стану на ноги и войду в форму. Приятно чувствовать себя полезным людям. Это особенно чувствуется после госпиталя. Скоро выйду на большую дорогу. У меня замполит мужик нормальный. Вот с ним и буду ходить… Погода для духов ночью не очень приятная – холод собачий, а они его не любят. На этом мы их можем подловить, уже подловили. Представляешь, охрана их от холода спряталась, прошли мои коробочки, на их караван выскочили. На шесть 30-мм автомат<ических> пушек – столько же машин с духами. Короче, дали прикурить. Но такое очень редко случается, у нас два раза в год получилось.
Почитай «Красную Звезду» за 5 декабря. Там про Анвара и его людей и про летчика СУ-25, которого «Стингером» сбили… Я тут чуть к корреспонденту не попал, но отделался пока.
Анвар лежит сейчас в Ленинграде с рукой, к Новому году будет здоров, нерв восстанавливается, кость срастается. Приедет, возьмет отпускные и домой в отпуск по болезни и за этот год. Вот-вот должна быть известна замена. Куда интересно?
Пиши чаще. Саня.
17.12.87.
Глава 33
До Нового года оставалось два или три дня. Около 22.00 я направился по некоторым делам на службу. Неторопливо собрался и вышел из подъезда. Моя медлительность в первую очередь определялась нежеланием возвращаться в казарму, но вариантов не было. На мгновенье я остановился, чтобы надеть рукавицы. Внизу на дороге стоял ЗИЛ 131, на котором только что вернулся старший лейтенант Тхоривский. На противоположной обочине тарахтела готовая к выезду санитарная машина. Николай, оживлённо жестикулируя, что-то объяснял начмеду, майору Бабинцу. Тот согласно кивал головой. В этот момент из соседнего подъезда выскочил лейтенант медицинской службы Коля Кислый и трусцой направился к дороге. На несколько мгновений он остановился возле своего начальника и, получив распоряжение, помчался в часть. Майор Бабинец вскочил в кабину санитарки, а ещё через минуту она уже мчалась по дороге.
