Его лишь недавно назначили на должность ротного, а до этого он был командиром группы. По общепринятому мнению в спецназе, командир становился настоящим и опытным лишь после четырёх лет командования группой, и это было действительно так. Петрович, как мы его называли за глаза, учил нас офицерской службе, и я с полной уверенностью могу сказать, что нам сильно повезло. Он никогда не повышал голоса на подчинённых, даже на бойцов, не говоря уже об офицерах. Даже когда Егоров приходил вне себя от ярости, после очередной взбучки у начальства, он не позволял себе никого оскорблять. Побарабанив пальцами по столу, а это был единственный признак крайнего недовольства, и крякнув от расстройства, он говорил провинившемуся офицеру: «Иди, сгоряча не наказываю». А после того как Петрович успокаивался, то и подавно не наказывал. Все взыскания если и объявлял, то ровно и официальным голосом, согласно уставу, однако я не помню, чтобы он хоть раз занёс его в личное дело.
На следующий день меня отпустили на выходные в Краснокаменск забрать жену. У меня не раз ещё будет повод обратиться в воспоминаниях к этому неуютному, но современному городку, считавшемуся по праву жемчужиной Забайкалья.
Дело в том, что в то время там жил мой отец, где я оставил супругу, чтобы приехать в часть одному и уладить бытовые проблемы. Таковые были решены в кратчайшие сроки. Мы, все четверо, выбрали себе квартиры в полупустом и только что построенном пятиэтажном доме. В подразделении нам выделили солдатские тумбочки и железные кровати с матрацами армейского образца. Таким образом, для семейного проживания были созданы минимальные условия, которые не менялись ближайшие полгода.
Глава 4
Студёные морозы, приправленные постоянными ветрами, давно уже вступили в полную силу. Офицеры перешли на зимнюю форму одежды, а именно: шинели, шапки, меховые рукавицы-шубенки, на ногах либо унты, либо валенки. Погодные условия заставляли смириться с подобным извращением даже сурового комбрига подполковника Иванова. Температура в казармах в первые две зимы редко превышала пятнадцать градусов. Я не помню, чтобы мы снимали шинели, начиная с конца октября и по апрель включительно. Разве что дома, где восемнадцать градусов считалось максимальным комфортом, и то лишь для короткого отдыха.
Первый командир 24-й бригады полковник Иванов
В один из ноябрьских вечеров мы, командиры взводов, сидели в каптёрке и, уткнувшись лбами в стол, спали в ожидании командира роты. Капитан Егоров, вероятно, делая то же самое, находился в канцелярии батальона. В бригаде была особая методика проведения совещаний. Проводились они почти каждый день. В восемнадцать часов начинался сбор у командира бригады, по его окончании, а длился он порой часа три, комбат собирал ротных командиров у себя канцелярии. Слава богу, это мероприятие занимало не больше одного часа, но так или иначе совещание ротных офицеров начиналось уже после отбоя, то есть не раньше двадцати двух часов. Как правило, разумный Петрович, побарабанив пальцами по столу и дождавшись, когда комбат покинет казарму, изрекал: «По домам, скрытно. Остальное завтра расскажу». Назавтра выяснялось, что рассказывать было нечего.
Проснувшись от команды дневального «отбой!», продрогшие, мы, подняли головы. За все годы службы на 23-й площадке помню лишь два ощущения. Это постоянный холод и дикое желание выспаться. Минут через тридцать после нашей побудки вошёл Егоров, по обыкновению побарабанил пальцами по столу, затем изрёк:
– Лейтенант Максимов, сейчас берешь свою группу и вместе со старшиной выдвигаешься на вещевой склад для получения зимнего прыжкового обмундирования. Завтра в 10.00 строевой смотр.
Боб взвыл и тут же умолк под строгим взглядом ротного, остальные облегчённо выдохнули. Топать по морозу на «старт» никому не хотелось. «Стартом» называлось место в полутора километрах от части, где ранее располагались три стартовые шахты баллистических ракет. Там же находились полуподземные хранилища. Если шахты были взорваны, то склады по-прежнему исполняли своё предназначение.
Все встали, и только Боря Максимов продолжал сидеть. Ротный, обращаясь к нему, внятно произнес:
– Боря, кому сидим? Рви быстрей туда очередь занимай, там сейчас вся бригада получать будет – утром только вернёшься.
Борю дважды просить не пришлось. Проявив не свойственную ему ловкость, Макс вернулся менее чем через полтора часа, чем подарил нам дополнительное время для сна.
Зимние прыжки. Вертолет МИ-6
Следующим утром ничего не предвещало неприятностей. В 9.45 вся бригада стояла на плацу, облачённая в поношенную зимнюю прыжковую форму одежды. Над ровными рядами личного состава поднимался едва заметный парок от дыхания. Бойцы прятали носы в воротники, испытывая удовольствие от уютного тепла «мабуты». Так в части называли меховой костюм стального цвета, состоящий из куртки с капюшоном и штанов со множеством карманов. Мабута идеально подходила для парашютных прыжков, но была неудобна на учениях. Через несколько километров энергичной ходьбы пробивал пот, и при первой же остановке становилось холодно.
По команде начальника штаба подполковника Фисюка строй замер. Появился комбриг подполковник Иванов. Приняв доклад, он взобрался на трибуну и оглядел подчинённый ему личный состав. Эдуард Михайлович и в добром настроении выглядел свирепо, а уж когда злился, внушал неподдельный страх даже старшим офицерам, не то что нам, юным лейтенантам. Бойцов он редко удостаивал внимания, разве только для того, чтобы выяснить фамилию его командира. Стоит ли объяснять, что по отношению к подчинённым был очень жёстким, если не сказать жестоким? Говорил всегда сквозь зубы, но не кричал и не оскорблял, однако при этом умел находить слова, от которых становилось тревожно на душе.
– Эге-ге, – сквозь зубы процедил капитан Егоров и, побарабанив пальцами по бедру, добавил: – Кажется, мы крупно влипли.
Наблюдательный ротный оказался прав. Он первым заметил, что на плечах подполковника Иванова были нашиты погоны, чего наставлением по воздушно-десантной подготовке не предполагалось. Лишние крючочки, а в данном случае – звёздочки – могли представлять опасность при раскрытии парашюта. Кроме того, предполагалось, что именно в этой форме разведчики должны выполнять боевую задачу в тылу противника, а там не должно было быть ничего, определяющего принадлежность не то что к роду войск, но и к армии государства в целом.
Однако у комбрига было своё мнение на этот счёт. Неразборчивый, но внушительный рык подтвердил догадку Егорова. Более того, стало ясно, что все мы сейчас будем приводить себя в надлежащий вид – пришивать погоны – не сходя с места, прямо здесь, на плацу в тридцатиградусный мороз. Дав на всё два часа времени, Иванов удалился с непроницаемым и свирепым выражением лица.
