– Юль, а ты не могла бы освободить где-нибудь местечко для моих икон?
– Запросто! Куда ты хочешь их положить?
– Поставить, – поправила Аня. – Можно где-нибудь на полках, поближе к окну? Только тут совсем нет места…
– Сейчас будет! Тебе какую полку – эту, ту?
Юлька одним взмахом руки очистила полку, на которую указала Аня: на пол полетели мягкие игрушки, пара старых видеокассет, кроссовка без пары и высохший букетик ландышей вместе с пустой вазочкой. Впрочем, на полу по всей комнате валялось так много разнообразных вещей и вещиц, что беспорядка от решительных Юлькиных действий ничуть не прибавилось.
Аня вынула из чемодана четыре иконы: мамино наследство – икону Божьей Матери «Всецарица», икону Спасителя – подарок бабушки, небольшую иконку преподобной Анны Кашинской и совсем маленькую, но очень ею любимую иконку Ангела Хранителя. Она поставила их на пустую полку и оглянулась на Юльку.
– Юля, а ты не хочешь вместе со мной прочитать утренние молитвы?
– В другой раз, ладно?
– А тебе не помешает, если я стану молиться вслух?
– Ну что ты! Молись на здоровье! А я надену наушники и буду слушать музыку.
Аня вздохнула, отвернулась и шепотом принялась читать перед иконами утренние молитвы.
Ангел Иоанн у дверей Юлькиной комнаты внимательно слушал и ждал. Рядом ежился и корчил рожи бес Прыгун, которому молитвы Анины ужасно не нравились. Вот Аня дошла до молитвы Ангелу Хранителю, и как только она начала ее читать, Ангел Иоанн решительно двинулся к двери. Прыгун рванулся было к нему, но Ангел грозно сказал:
– А вот теперь прочь с дороги, темный! Будто не слышишь? Меня зовут!
Бес взвыл и понесся вскачь по коридору – искать Жана или хотя бы Михрютку, чтобы пожаловаться на Аню с ее Ангелом.
Хранитель встал за спиной Ани, дослушал молитвы до конца, перекрестил ее, погладил по головке и отошел к окну. Там на карнизе, голубком примостившись, сидел Ангел Юлиус, взволнованно заглядывая в Юлькину комнату.
– Хорошо бы окно открыть, Аннушка, – сказал Иоанн.
– Хорошо бы окно открыть, Юля, – повторила за ним Аня.
– Открой, если хочешь.
Довольный Юлиус уселся поудобней на подоконнике раскрытого настежь окна.
– А теперь сюрприз для тебя – выходное платье в двойном экземпляре! – объявила Юлька. И показала на свою кровать, на которой лежали два голубых пикейных платьица.
– Какие платья! Юля, откуда такая роскошь?
– Одно мне Жанна купила на той неделе, а вчера я сама сгоняла в тот же бутик и купила точно такое же для тебя. Ну-ка, примерь!
Аннушка надела платье, подошла к зеркалу и обомлела.
– У меня еще никогда не было такого красивого платья! Вот бы бабушка увидела!
– Класс! Тебе голубой идет даже больше, чем мне. И волосы так хорошо лежат, – сказала Юлька, тоже надевая платье. – Ты не заплетай косу – так лучше. Дура я, что волосы перекрасила: вот теперь я вижу, что светлые мне больше идут.
– А ты можешь волосы в обратный цвет перекрасить?
– Могу, конечно. Но тогда мы с тобой совсем одинаковые будем.
– Не беспокойся, не будем. У нас все-таки лица разные.
– У тебя, если приглядеться, веснушки заметны, а я свои еще в мае вывела. И вообще мне мое лицо больше нравится.
– Вот и хорошо. Я своим тоже вполне довольна: лицо как лицо, не хуже и не лучше других.
– Я сейчас макияж наведу, и тогда тебе со мной никак не сравниться!
– Конечно. Я же краситься не стану.
– А почему?
– А потому.
– Разве верующим нельзя краситься?
– Почему нельзя? Можно. Только сами верующие обычно считают, что делать этого не стоит.
– А почему не стоит, можешь объяснить?
– Могу, но сейчас не хочу.
– А чего ты сейчас хочешь?
– Завтракать, вот чего.
– Ой, и правда, уже девять! Пошли скорей вниз.
– Пошли. И знаешь что, Юля?
– Что?
– Ты или перестань за мной ухаживать за столом, или прекрати озорничать.
– Как это – озорничать? Я не озорничаю за столом, меня в лицее хорошим манерам обучают, а дома еще и Жанна воспитывает.
– А кто в мою чашку перед завтраком каждый день соль насыпает?
– Так ты замечала? А я думала, что ты такая неразборчивая – заглушаешь соль сахаром и пьешь. А что, очень противно?
– Ты вот в свою чашку насыпь соли и попробуй, тогда и узнаешь!
– А зачем же ты пила?
– Я не хотела поднимать шум за столом, чтобы не огорчать папу. Он бы подумал, что ты меня совсем не любишь.
Юлька едва удержалась, чтобы не сказать, что так оно и есть.
– Он ведь не знает, что ты, глупенькая, просто хотела обратить на себя мое внимание, – продолжала Аня.
Юлька так и задохнулась от ярости. Если бы не сознание, что впереди ее ждет освобождение от сестры, она бы не сдержалась, вцепилась бы ей в косу и оттаскала как следует.
После завтрака Юля сразу повела Аню в бассейн, потом они забежали домой пообедать, а после отправились гулять по острову.
По приказу Жанны за сестрами увязались Прыгун и Михрютка.
Ане очень понравился обширный парк с неожиданными выходами к воде, стадион ошеломил ее своей огромностью, но особого восторга не вызвал. Она удивленно разглядывала виллы «новых русских», знаменитостей и политических деятелей, а потом вдруг спросила:
– Юля, а на вашем острове есть церковь?
– Нет. Но раньше была часовня. Она и теперь стоит, только в ней ничего нет. Я знаю это место.
– И можешь мне показать?
– Ну, если хочешь, завтра могу тебя туда сводить.
Юлька ликовала: сестрица прямо своим ходом шла в ловушку!
– Это очень далеко?
– Да нет, не очень. Но надо одеться соответственно – не лезть же в заброшенную часовню в этих платьях. Завтра наденем джинсы и пойдем.
– Чудно! Я так и думала, что должна быть церковь или часовня: странно, чтобы в старом Петербурге был остров, а на нем не было церкви.
– А была церковь? – спросил Юлиуса паривший рядом Иоанн.
– Конечно, была! Остров этот некогда царь Петр подарил любимой своей сестре Наталье Алексеевне, царевна и построила церковь. А еще до того островитянами был обретен в земле древний крест, оставленный первыми просветителями северных русских земель. Имена же их весть един Господь.
