Следственные действия по делу о вымогательстве денег у Соединенного банка продолжались до самой революции. Измученный противостоянием с батюшинской контрразведкой, которая пыталась спасти свою испорченную репутацию, 16 февраля 1917 г. директор Соединенного банка В. С. Татищев обратился к Николаю II с личным письмом. Указывая на факты давления контрразведчиков на деловые круги, он просил передать ведения дела другим следователям и оградить его от вмешательства контрразведчиков. «Применяемые комиссией генерала Батюшина меры, постоянно угрожающие чести и доброму имени совершенно невинных людей, своей недостаточной обоснованностью и резкостью вызывают неуверенность за будущее в среде торгово-промышленных кругов Москвы», – писал Татищев
[1265]. Информационный эффект от скандала получился на руку только думским политикам: и Штюрмер, и военные оказались дискредитированы, представители деловых кругов были напуганы и настроены против правительства, а активно защищавшие самодержавие и противостоявшие легальной оппозиции чиновники были уволены.
Финалом этой «пьесы» стала отставка Штюрмера с поста председателя Совета министров 10 ноября 1916 года. Определенные усилия к ней приложили и кадеты, которые публично возмущались отставке Хвостова и Климовича, инспирированной главой правительства. Кампания в прессе и в Думе была направлена на максимальное очернение Штюрмера. Журналисты постоянно педалировали его связи с Манасевичем-Мануйловым и банкирским домом Рубинштейна
[1266].
Новым главой Совета министров стал Александр Федорович Трепов. Уже на следующий день, 11 ноября, на квартире видного деятеля кадетской партии Н. М. Кишкина состоялось заседание Московского комитета партии, созванное по инициативе Милюкова. Несмотря на отсутствие надежды провести в новое правительство представителей общественности, кадеты уже саму отставку считали большой победой, за которой должна была последовать полная капитуляция правительства. Обсуждался и вопрос сотрудничества с руководством армии. В одном из выступлений была высказана точка зрения, что, «почуяв первые всплески подымающейся народной волны, Ставка струсила и быстро стала искать путей примирения с Государственной думой»
[1267].
Кадеты полагали использовать опасения генералитета нарастающей волной недовольства для понуждения царя к созданию ответственного перед Думой министерства. 28 ноября 1916 г. начальник Московской охранки Мартынов писал заведующему Особым отделом управления дворцового коменданта, что московские кадеты в качестве имитации народного возмущения планируют «инсценировать» единовременное решительное оппозиционное выступление общественности – Земского и Городского союзов, военно-промышленных комитетов, университетов и сословных учреждений
[1268].
Но защищать режим было уже некому. Начальник штаба ОКЖ генерал-майор Никольский в разговоре с протопресвитером армии и флота Георгием Шавельским в конце октября – начале ноября 1916 г. так оценивал сложившуюся политическую ситуацию после отставки Климовича: «Вы не можете представить, какой хаос в правительстве… Кажется, все делается, чтобы государственная машина остановилась, и если еще вертится колесо ее, то только потому, что раньше она была хорошо заведена. Мы живем на вулкане. Месяц тому назад можно было поправить дело. А сейчас… боюсь, что уже поздно. Может быть, уже никакие меры не помогут спасти нас от катастрофы»
[1269]. Шавельский встретился с Николаем II и сообщил о том, что армия ненадежна, а в гвардии прямо говорят о необходимости государственного переворота. В подтверждение своих слов он привел аналогичные мнения генерала В. П. Никольского и товарища министра внутренних дел В. М. Волконского. Император предупреждение проигнорировал, а императрица вообще высказала свое возмущение
[1270].
VI
Накануне революции
Кризис политического сыска
Последний период в истории императорской политической полиции (с середины сентября 1916 г. по конец февраля 1917 г.) связан с именами министра внутренних дел А. Д. Протопопова, директора департамента полиции А. Т. Васильева и сохранивших свои посты командира корпуса жандармов Татищева и начальника штаба Никольского. Несмотря на то что период этот как по сути принимавшихся мер, так и по степени активности руководства сыска являлся в целом продолжением линии Белецкого – Климовича, в отличие от предыдущего года (с осени 1915 г. по сентябрь 1916 г.) действия сыска стали фрагментарными и непоследовательными. Во главе сыска не было ни сильного и харизматичного администратора, ни крупного профессионала, пользующегося уважением подчиненных ему органов.
Назначение министром внутренних дел Александра Дмитриевича Протопопова, октябриста, товарища председателя Государственной думы, члена оппозиционного Прогрессивного блока стало неожиданностью для всех. Он не был ни компетентным, ни политически опытным, но постоянно проявлял особую лояльность императорской фамилии, за что и получил расположение Александры Федоровны. Предполагаемая уступка оппозиции не удалась. Руководство кадетской фракции с самого начала восприняло его негативно, опасаясь, что октябристы поддержат «своего» министра, что нарушит единство Прогрессивного блока
[1271]. Сам же министр не мог определиться со своей линией поведения, то обещая депутатам координировать действия правительства и парламента, то являясь в Думу в жандармском мундире. Двусмысленность его положения как министра и члена парламента вынудила Протопопова пойти на закулисный разговор с думцами, прежде всего с коллегами по партии октябристов. Поручив ее организацию Родзянко, он оказался в западне, так как последний пригласил лидеров всех фракций Прогрессивного блока. Не получилось не только душевного разговора, но более того – министр был высмеян и подвергнут остракизму. Несмотря на то что подлинной стенограммы заседания не имелось, кадетами была подготовлена краткая ее имитация на основе записей П. Н. Милюкова, растиражированная и распространенная по столице и всей стране. Протопопов был представлен в ней в комическом виде. Смеялись даже сотрудники департамента полиции, подчеркивавшие в тексте самые острые моменты.
Несмотря на манерную любезность и желание понравиться всем, новый министр очень быстро рассорился не только со своими бывшими коллегами по партии, но даже и с подчиненными. В довершение к этому в декабре 1916 г. произошла серьезная личная ссора между Протопоповым и руководством жандармерии в лице Татищева и Никольского, которая, по сути, привела к тому, что ОКЖ и МВД стали работать совершенно автономно друг от друга. Конфликт произошел в силу интриги начальника Петроградского жандармского дивизиона генерал-майора М. И. Казакова, которым было очень недовольно руководство корпуса. Татищева не устраивало падение дисциплины, а также недобросовестное отношение к хозяйственным заготовкам в дивизионе. Казаков начал искать поддержки у Протопопова и Курлова, пытаясь войти к ним в доверие. Несмотря на то что праздник дивизиона отмечался в день общекорпусного праздника, то есть 6 декабря
[1272], он неожиданно установил собственную дату празднования 100-лет-него юбилея Петроградского дивизиона, пригласив на него Протопопова. Командир ОКЖ и начальник штаба не явились на празднование, так как не признали этого необъяснимого нововведения, а министр внутренних дел приехал. В результате сделанного Казаковым доклада у Протопопова сложилось мнение, что неявка Татищева и Никольского на праздник означала их осознанный демарш против него лично
[1273]. Протопопов прислал им личное требование явиться на праздник, однако оба не последовали ему, извинившись и сославшись на служебную занятость и то, что изменение даты не было согласовано со штабом корпуса. Известный своей обидчивостью Протопопов сделал доклад Николаю II о неуважительном отношении командования корпуса жандармов к главе МВД. Однако отставок не последовало. В дальнейшем еще хуже сложились отношения Протопопова с собственными товарищами министра В. М. Волконским и В. А. Бальцем, подавшими в отставку в связи с нежеланием работать под его началом
[1274].
