После вышеописанного конфликта жандармерия сконцентрировалась на вопросах взаимодействия с военной контрразведкой и кадровой политики, а ДП МВД – на увеличении штатов полиции и поддержании безопасности в столице. Министр был настолько негативно настроен против командира ОКЖ, что практически не вводил его в курс дел и только искал замену. На допросах в ЧСК Татищев прямо признавался: «Издавались ли какие-либо распоряжения бывшим министром внутренних дел Протопоповым для подавления могущих возникнуть народных волнений, я не знаю»
[1275]. За все время министр, бывший одновременно и главноначальствующим над ОКЖ, лишь один раз обратился к командиру корпуса с серьезным политическим поручением: «Протопопов приказал мне послать циркулярный телеграфный запрос начальникам губернских жандармских управлений для выяснения как настроения населения, так и расквартирования войск, что мною и было сделано»
[1276]. В остальном поручения министра носили мелочный характер.
Александр Федорович Трепов в разговоре с минским губернатором в декабре 1916 г. дал уничижительную характеристику Протопопову: «Протопопов Вас не принял потому, что Вы и Ваша губерния, как и вся остальная Россия, его совершенно не интересуют, и он ее не знает. Это маньяк, больной человек, да к тому же еще и паяц, разгуливающий в каком-то мундире шефа жандармов, им же самим придуманном и созданном… Это фатальный человек для России, несмотря на свое ничтожество»
[1277].
Протопопов был совершенно не сведущ в работе политического сыска. Как с юмором описывал его начальник Петроградской охранки Глобачев: «Он никак не мог понять, что такое большевики, меньшевики, социалисты-революционеры и т. п. Не раз он просил меня всех их называть просто социалистами»
[1278]. Хуже того было то, что Протопопов не читал докладов директора департамента и прочих чинов политического сыска. Поэтому новому министру срочно требовался сильный директор департамента полиции или товарищ министра по полицейской части. Изначально он попытался вернуть Климовича, даже несмотря на нелюбовь к нему Штюрмера
[1279]. Но Климович отказался. Это могло быть связано как с пониманием безысходности положения, так и с его презрительным отношением к личности Протопопова
[1280]. 9 октября Штюрмер доложил Николаю II о необходимости отставки Татищева и назначении командиром корпуса жандармов и директором департамента одного человека – П. Г. Курлова. Но император колебался, не давая согласия
[1281].
Протопопову не удалось назначить Курлова на должность в силу репутации последнего. Попытка министра договориться с бывшими коллегами по Государственной думе также потерпела фиаско. 19 октября 1916 г. на упоминавшемся выше совещании у Родзянко Протопопов получил жесткий отпор и по вопросу предлагаемой кандидатуры своего заместителя, и по общему курсу министерства. Милюков и Родзянко во всеуслышание заявили, что Дума требует не смены персоналий в правительстве, а перемены всего правящего режима
[1282]. В итоге, как писал Глобачев: «Протопопов был предоставлен самому себе, не имея хороших ответственных помощников и советчиков»
[1283]. По совету Курлова 28 октября 1916 г. новым директором был назначен трудолюбивый, но нерешительный А. Т. Васильев.
Осенью генерал Курлов, отошедший от руководства политическим сыском еще в 1911 г., попытался разобраться в сложившейся ситуации. Он вспоминал: «В течение октября, ознакомившись с делами департамента полиции, я пришел к убеждению, что положение государства представлялось угрожающим, и крайне затруднительно было наметить полицейские мероприятия, которыми можно было восстановить порядок. Революционные деятели рассеялись в легальных организациях Городского и Земского союзов, военно-промышленного комитета с его рабочей группой по преимуществу, а равно и соприкасавшихся с ними фабриках и заводах. В этих учреждениях велась пропаганда чисто антидинастического характера и овладела, ввиду близости тыла к фронту, действующими войсками. В Петрограде сосредоточивалось громадное количество запасных, являвшихся скорее революционными вооруженными массами, чем воинскими дисциплинированными частями. Все мероприятия Министерства внутренних дел по поддержанию порядка встречали противодействие со стороны главнокомандующего армиями Северного фронта генерал-адъютанта Рузского»
[1284].
Ощущение безысходности было у многих чинов политической полиции. Значительный рост общественных недовольств и забастовок, отмеченный в конце 1916 – начале 1917 г. сказался и на органах государственной безопасности. Сначала в Москве прошла стачка рядовых чинов общей полиции, вызванная низкими окладами и общим вздорожанием жизни. Но вскоре серьезные недовольства начались в жандармерии. Командир граф Татищев получил коллективное анонимное письмо от офицеров ОКЖ. Они жаловались на неуважение и нелюбовь общества («даже близкие нам с омерзением отворачиваются от нас»
[1285]), произвол, коррупцию и доминирование личных связей при продвижении по карьерной лестнице
[1286], невнимание и низкую оценку жандармской работы со стороны руководства. 24 июля 1915 г. из Петроградского жандармского дивизиона самовольно бежало в армию трое рядовых
[1287]. Особенно активно эта тенденция получила развитие в марте 1916 г., когда унтер-офицеры и прочие нижние чины Петроградского жандармского дивизиона, призванного подавлять беспорядки в столице, потребовали от командира генерал-майора Казакова отчислить их из ОКЖ с переводом в действующую армию. Схожие проблемы были в Московском дивизионе. В итоге из Московского жандармского дивизиона было решено перевести на фронт 47 унтер-офицеров, а из Петроградского – 24.
В циркуляре штаба корпуса № 705 от 26 апреля 1916 г. писалось: «По докладе командующему корпусом этих сведений, его сиятельство нашел, что генерал-майором Казаковым было возбуждено изложенное выше ходатайство без достаточных знаний тех условий, при которых протекает в настоящее время служба во вверенном дивизионе. Самый факт объявления нижним чинам решения командующего корпусом пойти навстречу их желаниям и неосуществление этого решения в действительности его сиятельство находит недопустимым, так как это подрывает авторитет начальствующих лиц и может послужить лишним поводом к нежелательному брожению среди нижних чинов дивизиона»
[1288]. 17 марта, через несколько дней после просьбы нижних чинов Петроградского дивизиона, начальник штаба ОКЖ Никольский разрешает перевод только в тех случаях, если нет необходимости в этих рядовых и унтерах и если их можно немедленно пополнить из нового призыва
[1289].
