Период 1913–1917 гг. является одним из ключевых в истории отечественных спецслужб. И тому есть веские причины. В 1913 г. началась реформа политического сыска, продлившаяся около двух лет и во многом определившая характер работы жандармских органов в Первую мировую войну. В Государственную думу был передан на рассмотрение законопроект реформы всей полиции в империи. В нем проявились принципиальные противоречия и разногласия по жандармскому вопросу как между МВД, Министерством юстиции и Государственной думой, так и внутри руководства самого политического сыска. Значительная часть людей, руководивших сыском в 1914–1917 гг., пришли к власти именно в 1913 г., и их дальнейшая деятельность стала логическим продолжением довоенной. И наконец, самое главное – именно в этом году руководство политического сыска в лице директора департамента полиции Степана Белецкого в официальных документах признало неизбежность скорой революции и взяло курс на выработку мер по предотвращению принятия ею характера общенационального вооруженного восстания и воспрепятствованию повторения событий Первой русской революции 1905–1907 гг.
Осознание руководством спецслужб задачи противостояния надвигавшейся революции поставило вопрос о готовности к ней политического сыска и факторах, оказавших на это негативное влияние. Поэтому важно не только иметь представление о работе жандармерии на институциональном уровне, но и проанализировать конкретную розыскную практику. Деятельность ОКЖ должна рассматриваться неотрывно от политических реалий исторического момента. Институт жандармерии во времена Николая II редко анализировался исследователями, концентрирующимися в основном на истории полиции в целом, департамента полиции МВД или военных контрразведок.
Последний период существования русского политического сыска начался с крупнейшей за всю его историю реформы, осуществленной в 1913–1914 гг. товарищем министра внутренних дел Владимиром Джунковским. Авторитетный американский исследователь Джонатан Дейли
[2] отмечает, что в начале XX в. для истории российской полиции не было ничего столь важного, как реформы Джунковского
[3]. Давая в целом нейтрально-позитивную оценку преобразованиям, Дейли признает, что не может объяснить некоторых из них, например почти трехкратного сокращения финансирования политического сыска
[4]. Как удивительно точно сказано – «ничего столь важного». Историк прямо пишет, что не может дать однозначного ответа на вопрос, какую конечную цель преследовали преобразования.
Реформы также получили неоднозначную оценку отечественных историков, не сошедшихся не только в частностях, но и в характеристике общей их направленности, целей и результатов. Так, Зинаида Перегудова, один из крупнейших специалистов по истории царского департамента полиции, оценивает Джунковского как человека убежденно и беззаветно преданного престолу, продолжателя столыпинской внутренней политики, борца с аморальными способами ведения политического сыска
[5]. Анастасия Дунаева полагает, что в основе преобразований Джунковского лежали две основные идеи: главенство права и христианский идеал воина-рыцаря
[6]. А попытку запретить жандармам (единственным офицерам, специально подготовленным для ведения политического розыска) заниматься дознанием по государственным преступлениям Дунаева объясняет заботой о чести синего мундира
[7]. Дунаева видит в нем приверженца «либерального консерватизма»
[8].
Но встречаются и совершенно противоположные оценки. Петербургский историк Кирилл Романов дает негативную оценку деятельности Джунковского, отмечая его некомпетентность в вопросах политического сыска
[9]. Романов полагает, что утрата департаментом полиции реального руководства общей и политической полицией к осени 1916 г. является в том числе следствием реформ
[10]. А вот исследователь жандармерии Борис Колоколов резко отрицательно отзывается о реформах, отмечая их популизм, дилетантизм, непрофессионализм, отсутствие четких представлений о работе МВД
[11]. Наиболее интересна оценка, данная Дмитрием Гутновым. По его мнению, реформы Джунковского шли не в ногу со временем. В то время как революционеры и охранители пытались выйти за рамки закона, Джунковский выступал за деятельность в рамках формальной законности. Неожиданная поддержка, которую он получил со стороны правящей бюрократии и думской оппозиции, была следствием их желания бороться в рамках правового поля. Государство хотело отойти от чрезвычайных методов управления, а общественность и оппозиция желали ограничить полномочия «охранки»
[12].
Современники обвиняли Джунковского в развале политического сыска и называли его чуть ли не виновником свержения монархии в феврале 1917 г. Почти сразу же после революции заговорили о другой группе виновных – руководстве армии. Казалось бы, абсурдное на первый взгляд утверждение имело под собой весомые основания. Разве не переход Петроградского гарнизона на сторону народа решил судьбу империи? И здесь мы сталкиваемся с новыми вопросами: где же были жандармы, по закону являвшиеся именно военной полицией, что делали контрразведывательные отделения, как никто осведомленные о настроениях в войсках?
