Как отмечает голландский историк Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе, эффективная ликвидация кружка Сухомлиновым не пресекла сложившуюся традицию неформальных контактов между офицерами и думскими политиками
[244]. Наоборот, эти контакты расширились в дальнейшем, отталкиваясь именно от опыта ликвидированной комиссии. Следует отметить, что члены кружка были далеко не единственными военными, с которыми Гучков поддерживал тесные отношения. По данным филёрского наблюдения департамента полиции, в 1912–1913 гг. он часто подолгу беседовал с помощником начальника Главного морского штаба генерал-майором С. И. Зилоти, вице-адмиралом С. А. Воеводским, генерал-лейтенантом А. Н. Куропаткиным, генералами А. М. Крымовым, К. Н. Хагондоковым, Е. И. Мартыновым, С. А. Добронравовым, Н. В. Герасимовым, А. Ф. Редигером, В. М. Родзевичем
[245]. Особую роль в этой группе играл Поливанов, которого думская оппозиция хотела видеть в кресле военного министра вместо Сухомлинова. С Поливановым постоянно контактировали и высоко его ценили не только октябристы, но и кадеты, причем первые выражали генералу полное доверие
[246]. Вышеупомянутые Воеводский и Зилоти были старыми противниками морского министра. Последнего министр называл одним из зловреднейших людей в своем ведомстве. В своих мемуарах И. К. Григорович писал: «Надо заметить, что на его сестре (Марии Ильиничне Зилоти. – В. Х.-Г.) женат известный А. И. Гучков, враг Морского министерства, всегда жестоко нападавший на Морское ведомство. Он так осведомлен, что у нас творится, что мне кажется, сведения свои он получает не без участия С. И. Зилоти. С другой стороны, С. И. Зилоти – большой друг адмирала Нилова, и тот также великолепно осведомлен обо всем, что у нас происходит»
[247].
В курсе подробностей деятельности кружка Гурко – Гучкова был довольно узкий круг лиц. Среди них московский губернатор генерал Джунковский, большой друг братьев Гучковых. Владимир Федорович воспоминал: «На этих собеседованиях сообщались такие секретные данные, которые не могли быть оглашаемы в Думе. Благодаря этому работа Думы с Военным министерством проходила в Третьей, а затем и в Четвертой Думе без особых затруднений»
[248]. Источником этой информации был, вероятно, сам Гучков. Нужно отметить, что Джунковский давал в целом негативную оценку деятельности главы военного ведомства: «Сухомлинов представлял из себя умного и хорошего военного администратора, но для поста военного министра он не подходил… Сухомлинов, будучи очень интересным собеседником и рассказчиком при небольшом числе слушателей, совершенно терялся в большой аудитории и потому в Думе всегда читал заранее составленную речь, что производило впечатление далеко не в его пользу»
[249]. Основным недостатком министра Джунковский считал неспособность договориться с думской оппозицией, отсутствие красноречия на парламентской трибуне. Кандидатурой, способной заменить его на посту министра, Джунковский считал Поливанова, которому давал весьма лестную характеристику: «Поливанов был как раз весьма подходящим для сего, он всякое дело изучал до мельчайших деталей, хорошо, свободно говорил, и работа Думы с Военным министерством благодаря ему шла очень гладко»
[250].
Джунковский желал представить Сухомлинова как непопулярного в армии человека в отличие от талантливого, по его мнению, и выдающегося во всех смыслах слова Поливанова. Суть их конфликта он сводил к зависти военного министра и его недовольству контактами Поливанова с Гучковым
[251]. Однако такая оценка реальности более чем тенденциозна – оба генерала были талантливыми военными и организаторами, с той лишь разницей, что Сухомлинов не желал иметь каких-либо неофициальных отношений с оппозицией. Вышеприведенные оценки Джунковского важны не только для понимания сути его взаимоотношений с военными и октябристами, но и для понимания самой логики Владимира Федоровича как будущего главы всей полиции империи и товарища министра внутренних дел. Для него способность государственного деятеля договориться с Думой представляется гораздо более важной, нежели деловые и организаторские качества данного руководителя. Постоянно подчеркивая свою приверженность столыпинской политической линии, Джунковский во многом имел в виду политику переговоров с Думой. Его предупредительное и трепетное отношение к общественному мнению, развившееся в годы пребывания на посту московского губернатора, стало одним из основополагающих принципов как государственного управленца.
Н. П. Харламов вспоминал, что, когда после немецкого погрома 1915 г. он был послан в Москву для ведения официального следствия, Джунковский требовал «быть особенно любезным с представителями московских общественных кругов» и первым делом по прибытии в город до официальных визитов и допросов навестить от имени Владимира Федоровича С. Н. Третьякова, П. П. Рябушинского и Н. И. Гучкова
[252]. Складывалась несколько двусмысленная ситуация, когда чиновник МВД перед ведением следственных действий передает оппозиционным политикам поклон от главы политического сыска империи.
Нельзя не отметить, что Джунковский водил близкое знакомство с рядом октябристов – братьями Гучковыми, братьями Рябушинскими, М. В. Родзянко, а также с наиболее близкими к ним военными – инициатором вышеупомянутого кружка генералом В. И. Гурко
[253], А. А. Поливановым. При прощании Джунковский целовался с Гучковым. Историк А. Ю. Дунаева отмечает, что «ядро программы октябристов – системная модернизация при сохранении исторических основ – вполне соответствовала мировоззрению Джунковского»
[254]. Теплые отношения связывали его еще со времен московского губернаторства с либералами М. В. Челноковым и Д. Н. Шиповым
[255].
Прозвище «младотурки», данное военной группе Гучкова, было далеко не безобидным, так как младотурецкая революция в Османской империи была по факту государственным переворотом, осуществленным группой военных заговорщиков. Учитывая, что в 1909 г. вскоре после младотурецкой революции Гучков посетил Стамбул
[256], прозвище это приобретало вполне определенный нелицеприятный политический оттенок. Добавим также, что основной опасностью для офицерской среды руководители департамента полиции Зуев и Белецкий считали именно возможность повторения младотурецкого опыта. В департаменте составлялись списки военных, находившихся в тесном контакте с Гучковым, за ним самим велось постоянное агентурное наблюдение.
