– Хороший парень, – сказала я, точнее, подумала вслух. Владан взглянул на меня с некоторым удивлением.
– Этот? Ага. На прошлой неделе с дружками лавку Китайца разгромил. Налетели, человек десять.
– О господи, чем им Китаец не угодил?
– Пацаны считают, он ментам сдал старшего брата нашего хорошего парня.
– Правда сдал?
– Кто ж знает, – пожал плечами Владан.
– Брат сидит? – вздохнула я.
– А то… Ему уже лет двадцать. И так задержался на воле.
Мое хорошее настроение мигом куда-то улетучилось. Владан на это внимание обратил.
– Не переживай, – заводя машину, сказал он. – Наш неплохо учится. В кружок ходит, по авиамоделированию. Может, выберется отсюда.
– Откуда ты знаешь? – начала я, а Владан сказал, усмехаясь:
– Только давай усыновлять его не будем, тут таких целый район. Лучше заведем своих. Будет забота на всю жизнь.
Всю дорогу я сидела притихшая, гадая: это он в шутку сказал? Или идею завести ребенка рассматривает вполне серьезно? С вопросами не лезла, как бы все не испортить, но на душе сделалось так легко и радостно… А тут еще Марич, взглянув на меня, вдруг подмигнул, точно хорошо знал мои мысли и с ними соглашался.
Дача профессора располагалась на краю деревни прямо возле озера. Место, надо сказать, невероятно красивое. Остатки листвы отливали золотом, по фасаду к крыше поднимался дикий виноград, багряный на солнце. Профессор сидел на застекленной веранде с планшетом в руках. Женщина лет пятидесяти, видимо, супруга, устроилась с вязаньем на диване. Семейная идиллия.
Дверь нам открыла внучка Калюжного, громкая, веселая, лет восьми. Чувствовалось: она любимица деда.
– Добрый день, – поднимаясь нам навстречу, сказал Калюжный. – Владан Стефанович, я полагаю? Чаю желаете? Ангелина Давыдовна организует.
– Спасибо, мы только что завтракали. Это Полина, моя помощница. Мы у вас много времени не займем, – заверил Владан.
Ангелина Давыдовна, улыбнувшись нам, ушла в дом, прихватив свое вязанье. Я слышала, как она разговаривает с внучкой.
– И что же вас интересует? – спросил Калюжный, сложив на груди руки.
– Незадолго до своей гибели к вам приходила Ольга Васина.
– Да, было такое. Вы что же, считаете, это может иметь отношение к ее убийству? – В голосе профессора была насмешка, Владан равнодушно пожал плечами.
– Мы восстанавливаем картину событий. – Подобная фраза в его устах звучала едва ли не издевательством, но профессор-то этого не знал и принял за чистую монету. – Она консультировалась с вами по поводу операции в Испании? – продолжил он.
Вопрос вызвал удивление. Профессор подался вперед, забыв про недавнюю иронию.
– Операция в Испании?
– Вижу, для вас это новость. Тогда о чем вы говорили?
– Что за операцию вы имеете в виду?
Калюжный перевел взгляд с Владана на меня, было ясно: данная тема его очень занимает.
– Так о чем вы говорили? – сказал Владан.
Калюжный вновь откинулся на спинку стула.
– Буду с вами откровенен. Олег поступил ко мне… в несколько запущенном состоянии. В нашей среде коллег критиковать не принято… Однако скажу так: операция не дала результатов, на которые рассчитывали.
– И тогда обратились к вам?
– Да. С большим опозданием, к сожалению. Пришлось повторно оперировать.
– И на этот раз все прошло хорошо?
– Смею вас заверить. Олег отправился на реабилитацию. Я был убежден, что в следующий раз увижу его уже на ногах, так сказать. Или, по крайней мере, готовым вот-вот подняться.
– Но этого не произошло?
– Именно.
– И с чем это связано?
– Человеческий организм – штука сложная, – усмехнулся профессор. – Как в нем все взаимодействует, до сих пор до конца не ясно. И не всегда все можно предвидеть. Случаются настоящие чудеса, человек, у которого, казалось бы, нет шансов, выздоравливает, а тот, у кого к этому все шансы есть… В общем, бывает по-разному. Об Олеге могу сказать следующее: после произошедшей с ним трагедии он очень верил, что операция поможет. Верил, что быстро встанет на ноги. А вместо этого… шесть месяцев после первой операции он практически был без движения… Очень тяжелый период для любого человека, а для молодого, подающего большие надежды в спорте… В общем, никаких проблем, которые может исправить операция, в его случае я не вижу.
– Подождите, – нахмурился Владан. – Он ведь в инвалидной коляске.
– Да, именно так. Но, повторяю, его проблему операция не решит.
– То есть в принципе он должен ходить, но что-то ему мешает?
– Я говорил его сестре, надо провести комплексное обследование. А еще неплохо бы обратиться к врачу, лечащему душу, а не тело.
– Парень был уверен, но вторая операция ему не помогла точно так же, как и первая? И он рассчитывал на помощь за границей?
Калюжный пожал плечами.
– В одном я убежден: показаний к третьей операции нет. Последний раз я видел Олега несколько месяцев назад, и его состояние мне не понравилось. Выздоровление во многом зависит от самого пациента, от его желания быть полноценным человеком. Об этом я с ним и говорил. Но, похоже, не убедил. Ничего, кроме раздражения, мои слова не вызвали.
– Он что же, притворяется? – пискнула я.
– Ни в коем случае. Травмы бывают не только физические, милая девушка. Иногда психологическую травму вылечить куда сложнее. Об этом мы и говорили с его сестрой. Знаете, считается, если больной не встал на ноги в течение пяти лет, то, скорее всего, уже не встанет. Как ни парадоксально это звучит, человек привыкает к другой жизни, к другим правилам. Мечтает об исцелении, но на самом деле уже научился жить иначе. Так что за операцию вы имели в виду? – вернулся он к вопросу, который очень его интересовал.
– Олег сказал, они нашли какую-то клинику в Испании, где его согласились принять.
– Что ж, у многих наших граждан есть мнение, что за границей все лучше. Само собой, и врачи тоже.
– Но Ольга об операции промолчала?
– Ее беспокоило, что брат не желает идти к врачам. Я ведь уже сказал: у меня он не был несколько месяцев. Пропустил очередной курс реабилитации. Просто на него не явился… Возможно, она промолчала об операции, боясь задеть мою профессиональную гордость, так сказать… Совет был один: со всей серьезностью относиться к рекомендациям врачей и верить в полное выздоровление.
На веранде появилась внучка Калюжного, а мы поспешили проститься.
– Ничего не понимаю, – с обидой сказала я. – Он может ходить, но не хочет? Хотя не хочет, наверное, не совсем подходящее слово. Не может, но не потому, что ноги не ходят, а потому, что он разуверился в медицине?
