— Даже если так, вам удастся доказать только то, что я был там. Это не значит, что я его убил.
— Но вы были рядом с двумя мужчинами, убитыми похожим способом, в последние часы их жизни. Как думаете, суд сочтет это странным?
— Понятия не имею, что сочтет суд. Я никого не убивал и буду настаивать на этом.
Похоже, Гончаров уже пришел в себя после скандала с Элиной. Он был зол, чертовски зол — но достаточно умен, чтобы сдерживаться. Анна предостерегала, что так будет.
Это ничего не изменит. Антон не очень-то любил косвенные улики, но когда их много, этого тоже достаточно.
— Год спустя вы убили Надежду Серенко, более известную как Ирэн.
— Я ее не убивал.
— Как вам будет угодно. И все же на месте ее смерти нашли следы, которые наверняка совпадут с вашими. Одна из ее камер засняла убийство под углом, которого вы не ожидали. Там можно опознать человека, очень похожего на вас, Арсений. Ну и конечно, ее сестра подтвердит, что вы подробно расспрашивали про деятельность Ирэн накануне ее смерти. Алиби у вас нет ни по одному из случаев. Возможно, Элина предоставила бы его вам, она достаточно вас любила, чтобы пойти на ложь. Но теперь… Теперь это вряд ли возможно.
— Не лезь не в свое дело, — процедил сквозь сжатые зубы Гончаров. Чувствовалось, что он с готовностью бы кинулся на следователя и передавил ему горло, если бы не наручники.
— Но ведь это мое дело — в профессиональном смысле. Следующим вашим деянием стало убийство мужа, избавившегося от своей жены. Тут уж нам доказательств собрать не удалось, увы, вам повезло. Зато кое-что есть по делу маньяка, насиловавшего женщин. Зря вы его избили… Вы поранились о его кость, нанося удар. На трупе остались следы ДНК. Тогда это мало что значило, ведь ваших образцов еще не было в системе… А теперь они есть.
Вот оно. Это была плата за все волнение, которое пережил Антон, за весь страх и чувство беспомощности. Возможно, в суде и не удастся доказать все, что сотворил Гончаров. Но и того, что удастся, будет достаточно.
— И раз уж вы так любите доказательства… С машиной Аграновского вы тоже сработали нечисто, Арсений. Есть свидетель, который своими глазами видел, как вы устанавливали бомбу. Молчите? Правильно молчите! Послушайте… Я не говорю, что все люди, которых вы убили, были безвинны. Но я точно знаю, что не вам их судить. Вы сделали свой выбор — и стали точно таким же преступником, как они. Дальше «вершить правосудие» вы будете в тюрьме — того, что вы натворили, будет достаточно, чтобы провести там много лет… Возможно, всю оставшуюся жизнь.
* * *
Никите только и оставалось, что придумывать планы один за другим — и так же быстро от них отказываться. Отсюда просто не было выхода! Теперь уж точно нет: его держали на цепи, как зверя.
Похитители не общались с ним, но и не издевались. Несколько раз в сутки ему оставляли еду, у него была своя небольшая душевая, он мог свободно перемещаться по комнате. Это была бы не самая плохая жизнь, если бы не гнетущее чувство неизвестности.
Он уже сто раз обвинил себя в том, что не убежал сразу. У него был один-единственный шанс, который он так бездарно слил! Героем ему захотелось побыть, хорошим… Но откуда он мог знать?
В какой-то момент он просто потерял счет времени. Сначала он не следил за днями, а когда задумался об этом, оказалось, что уже поздно, у него не было точки отсчета. Никита и рад был бы отключиться от всего — да не получалось, его разум привык к действию. Вот он и развлекался придумыванием планов, потому что если он позволял себе расслабиться, начиналась какая-то чертовщина. На него накатывала паника, ему казалось, что он не первый раз заперт в незнакомой комнате и сейчас случится что-то очень плохое… Он гнал от себя эти мысли, для них не было никаких оснований.
Он перестал ждать от своих похитителей подвоха, потому что невозможно жить в постоянной тревоге. Но оказалось, что расслабился он напрасно. А с другой стороны, разве его настороженность что-то изменила бы?
Его кормили и поили много дней, и все было нормально. Однако на этот раз он сразу почуял неладное… Он едва закончил обед, как ему стало плохо: появилась слабость, закружилась голова, начало клонить в сон. Никита понял, что произошло, но у него не было даже сил проклинать своих мучителей. Он едва дополз до дивана — и сразу отключился.
А проснулся он уже в своей квартире. У себя дома! Один, не избитый, не связанный и не покалеченный. Дверь была надежно заперта — но на тумбочке лежали его ключи. Вокруг были только его вещи — кроме маленькой черной сумки, доверху набитой деньгами. И все, никаких писем, никаких объяснений!
Это что же получается?.. Его похитили, продержали взаперти, но вместо того, чтобы требовать за него выкуп, неизвестные заплатили ему за доставленные неудобства?!
Никита не мог с этим смириться. В тот же день он пошел в полицию. Ему казалось, что ситуация очевидна: было совершено тяжкое преступление, нужно немедленно начинать расследование! Однако дежурный, выслушавший его, не спешил просить его о письменном заявлении, он смотрел на него как на умалишенного.
— Парень, шел бы ты отсюда…
— Это еще что значит? — возмутился Никита. — Я пришел за помощью!
— Помощью в чем? Ты утверждаешь, что тебя похитили, устроили тебе курорт, а потом выплатили денег? Да, худшее несчастье в этом городе!
— Но похитили же! И держали на цепи! Я не давал на это своего согласия!
— А есть доказательства, что тебя похитили?
— Меня не было несколько дней!
— Так не факт, что это было похищение! — хохотнул полицейский. — Может, ты гульнуть решил, а потом сообразил, что прогулял несколько рабочих дней! Вот и придумал устроить этот цирк с похищением, чтобы тебя не уволили. Иди отсюда, говорю тебе, это лучшее, что ты можешь для себя сделать!
Никита мог бы настаивать и дальше, но он уже видел, что это бесполезно. Полицейскому вся его история казалась бредом. Он был убежден, что деньги просто так не дают, а уж если похищают, то сами потом домой не возвращают!
На словах это и правда звучало бессмыслицей, и Никита быстро понял, что ничего не докажет. Ему только и оставалось, что смириться, убедить себя, что раз ему не сделали ничего плохого, он должен забыть и жить дальше…
А он не мог. С ним обращались, как с игрушкой, такое не прощают! Покидая отделение, Никита твердо решил, что разберется во всем сам. Он найдет тот дом, болезненную девицу и ее безликого помощника — и заставит их за все ответить!
* * *
Ему даже мстить больше не хотелось. Какой смысл поганить жизнь, которую ты же спас? Ренат чувствовал себя полным ослом, который наломал дров так, что самому из этих завалов уже и не выбраться.
Покидая здание больницы, он понятия не имел, что будет делать дальше. В его будущем был только один более-менее определенный момент: ему нужно оставаться на связи, чтобы по первому требованию явиться в полицию и дать показания. Но это ведь никак не определяет, что ему делать со своей жизнью, правда?
