– Следи за языком! Я всё ещё твой отец! Благодаря мне у тебя есть крыша над головой и деньги на еду.
– Если ты их не пропиваешь.
– Я бросил. – Он встал, отбросив стул. – Пойду в город. Нужно кое-что купить. А тебе советую погулять вдоль залива и подумать над поведением. Фрёйа свидетель, я дал тебе больше, чем ты думаешь.
Хьелльрунн посмотрела ему вслед. Она заметила, как крепко отец схватился за ручку, будто собирался уже хлопнуть дверью. Пристальный взгляд на дочь остановил его. Марек редко повышал голос, но гнев частенько закрадывался к нему в душу. В дурном настроении слова звучали резко, но это было скорее из-за акцента, как и в случае с госпожой Камаловой.
– Тяжело потерять Стейнера, – пробормотала она, намывая тарелки. – Но выяснить, что собственный отец – незнакомец…
Хьелльрунн выполняла привычные и скучные домашние дела, пока безрадостные мысли перескакивали с одной на другую. Вскоре девушка забралась на чердак и надолго погрузилась в размышления, стоя в темноте. Затем она опустилась на колени и принялась шарить руками среди вещей, которые хранила: щепка от гладкой коряги, дюжина чёрных перьев и кованая брошь. Она и не думала, что найдёт её, но неброский кусок металла всё же попал в грубые от мозолей руки.
– Ничего бы не случилось, не отстегнись ты с шали. – Она вздохнула и сжала пальцы вокруг броши. – И Стейнер остался бы жив.
* * *
– Что мне делать?
Хьелльрунн села на старый ящик, испачканный морской солью, и глядела на скачущих по песку чаек. Они замахали крыльями, окружая Вернера, когда тот потащил из воды сеть с рыбой.
– Во-первых, не терять надежду, – ответил рыбак. Трудно было сказать, что именно избороздило морщинами его лицо: усталость или непогода, но он всё равно вымученно улыбнулся. – Стейнер справится с трудностями. Справится по-честному. За это его и любят. На Владибогдане наверняка оценят это качество.
– Госпожа Камалова сказала, что он умер.
Вернер кивнул.
– Кто она? Госпожа Камалова?
Незнакомцы редко заглядывали в Циндерфел, а приезжие – и того реже.
– Жутковатая старая крестьянка, которая поселилась в хижине лесоруба.
– И откуда ей это известно? – проворчал дядя. – Она была на Владибогдане? Или, может, письмо получила о гибели Стейнера? Что-то сомневаюсь. – Вернер отрубил голову камбалы и кинул чайкам. – Отправить письмо или получить – немалый подвиг для тех мест, – добавил он.
– Думаешь, он жив? – Хьелльрунн плотнее закуталась в шаль. – Без колдовской метки?
– Шанс велик, если носит башмаки, которые я передал. – Вернер нахмурился на чаек, которые боролись за рыбью голову. – Они не только детей с метками забирают. Когда-то на Владибогдан попало множество спригганов.
– Но зачем это Империи?
– Владибогдан – прекрасное, тихое место, чтобы держать людей вне поля зрения. Или избавляться от них. Там до сих пор живут спригганы, хотя большинство из них бежали на юг или в Ямал. Империя вынудила их покинуть дома и уйти в лес.
– Зачем ты мне о них рассказываешь?
– Суть в том, – вздохнул дядя, – что спригганы никогда не сдавались. Если гаснет надежды, то как жить дальше?
– Стейнер жив. Я это чувствую.
– Я не знаю и не могу знать. Но и госпожа Камалова тоже не знает.
– Ни жив, ни мёртв…
– Увы. Иногда жизнь – неопределённая штука, и ты ощутила это на собственной шкуре.
Хьелльрунн кивнула. Конечно, ничего сейчас не поменялось, но слова Вернера разожгли тот огонёк надежды, что погасила Камалова.
– И что ты предлагаешь делать? – спросила девушка, пряча руки под мышками, чтобы согреться.
– А чего бы хотел Стейнер?
– Он бы хотел, чтобы я научилась защищаться. И держалась от Империи подальше.
– Вероятно, в вашей дружбе с госпожой Камаловой есть толк. Ступай в лес. Там ты вне поля зрения горожан. Они меня даже в таверну теперь пускать не хотят.
– Прости.
– Ты не виновата. Эти подозрительные, озлобленные люди сами не понимают, о чём говорят. Береги себя и следи за Охранцами.
– Они не уехали?
– Если бы это было так, то я бы крепче спал.
Вернер взглянул на море и больше не обронил ни слова.
Хьелль кивнула. Ей стало легче. Если дядя считал, что Стейнер жив, то и она не станет опускать руки.
– Хьелльрунн?
Она повернулась к рыбаку, который чистил нож.
– Не сдавайся.
– Не буду. – Она улыбнулась.
* * *
Хьелльрунн не желала покидать Вернера, но ей очень хотелось вернуться в тепло. Ноги увели её прочь от берега по мощёным извилистым улочкам Циндерфела. Хьелль решила, что на ужин приготовит тушёную говядину с морковью, брюквой, луком и картофелем. Она растопит сердце Марека, и в доме вновь воцарится мир. Они поужинают, как отец и дочь, а не равнодушные незнакомцы.
Она не хотела заглядывать в мясную лавку без Стейнера, но выбора не оставалось.
– У меня для тебя ничего нет, – заявил Хокон, поглаживая огромную бороду.
– Как? А всё это мясо? – Хьелль указала на куски говядины на прилавке.
– Это для «Тлеющего Знамени». Сегодня вечером у них большой пир. Покупай мясо в другом месте. – Мясник вытер грязную руку о фартук, а другой – схватил топорик.
– Это из-за Стейнера? – спросила девушка после того, как убедилась, что они одни, и покупатели не ждали ни у двери, ни на улице.
– Я сказал, покупай мясо в другой лавке, – повторил Хокон.
Хьелльрунн поняла, что он имел в виду не только сегодняшний день, а вообще.
Она взглянула на деньги в руке – тусклые монеты, которых всегда было слишком мало.
– Я лишь хочу приготовить рагу для отца. Он так… – Хьелль вздохнула. – С тех пор как Стейнера забрали, отец…
Но по выражению лица мясника стало понятно, что взывать к его душе бесполезно – если у него вообще есть душа…
– Мне говядины, пожалуйста, – раздался уверенный голос за плечом Хьелльрунн. Резкий акцент превращал вежливые слова в нетерпеливый приказ. Мясник сглотнул. На мгновение в его поросячьих глазках под вечно нахмуренными бровями мелькнул страх.
– Я…
– Госпожа Камалова, – поздоровалась Хьелльрунн.
Женщина кивнула в ответ. Она казалась выше, чем запомнилась. Спина была прямой, как весло, а глаза стали зоркими и тяжёлыми, как тёсаные камни.
Волнистые волосы прятались под платком, а от грязи на одежде не осталось и следа.
– Мне говядины, и желательно до того, как я окончательно состарюсь. Понимаешь меня?
