Хьелльрунн кивнула, и снова мысли её вернулись к Владибогдану, на каменистый остров, окутанный туманом, где в промозглой камере заперт Стейнер.
– Я могу пообещать обучить тебя, Хьелль. Но не могу обещать вернуть тебе брата.
Девушка кивнула и натянуто улыбнулась.
– Скажите, что нужно делать.
* * *
Хотя Марек и беспокоился о продолжительных отлучках Хьелльрунн в лес, он никогда не озвучивал свои мысли. Часто он сам совершал рискованный поход в город, чтобы купить еду, щадя Хьелльрунн от угрожающих взглядов и шёпота горожан.
– Да, время лечит, но у здешних людей хорошая память, – не раз повторял он, направляясь к мяснику.
– Не упрямься, старый дурак, – отругал его Вернер однажды утром, стоя у дверного проёма. – Приходи сегодня рыбачить на лодке. Море красивое, спокойное. Даже твои нежные кишки удержат завтрак.
– Я не завтракал. Возможно, тебе не стоит так рано заглядывать, – дерзко отозвался Марек.
Хьелльрунн усмехнулась. Легко позабыть горести прошлого месяца, когда они так беседовали.
– Я не собираюсь выходить с тобой в море, – добавил отец. – Дел невпроворот.
– Врёшь, – возразил Вернер. – Уже несколько недель у тебя ничего не покупали.
Взглянув на Марека, Хьелльрунн заметила, что тот ничего не возразил на замечание Вернера. Плечи его опустились, на лице вспыхнуло смятение.
– Идём порыбачим, – звал дядя мягким, умоляющим голосом.
– Будь по-твоему, – прорычал отец. – Дверь не закроешь? Тепло выпускаешь. Я скоро окочурюсь.
Хьелльрунн кивнула Вернеру, взяла метлу и направилась в кузницу.
– А ты куда? – спросил Вернер, садясь за стол.
– Нашла прекрасное время, чтобы подмести пол, когда вы, мужчины, не путаетесь под ногами. Постарайся не потерять отца за бортом.
Кузница погрузилась во мрак и холод. Хьелльрунн поняла, что Марек не разводил огонь уже несколько дней. Белый пепел и серая зола лежали на полу, холодные на ощупь, как снег Нордвласта.
Девушка охотно принялась за работу, думая над словами госпожи Камаловой о слепом послушании и готовности учиться. Стук в дверь напугал её так сильно, что она чуть метлу не выронила.
– Кто там?
Ответа не последовало, но защёлка продолжала громыхать. Чёрная тень заполнила зияющую щель приоткрытой двери, и за страшным силуэтом открылось серое небо. Хьелльрунн подняла метлу, словно копьё, и сделала шаг вперёд.
– Убирайся! Мой отец на кухне. Он душу из тебя вытрясет, если…
– Да я это! – прошипела Кристофин, скользнув в кузницу и закрыв за собой дверь.
Хьелль опустила метлу и фыркнула от огорчения и разочарования.
– Отца нет – ушёл на рыбалку с Вернером.
Дочь трактирщика кивнула и встала чуть ближе к фонарю. Волосы торчали из платка, и она выглядела слегка неряшливо, как будто в спешке выбежала из дома.
– Видела, как они спускались в бухту, поэтому и пришла. Хотела поговорить.
– Поговорить? После того как твой отец велел моей семье покинуть город? – Хьелльрунн крепче сжала ручку метлы.
– Я не согласна с его мнением. Не хочу, чтобы вы покидали город. Он бы убил меня, если бы узнал, что я здесь.
– Зачем тогда пришла?
– Мне больше некуда пойти. – Кристофин сложила руки и опустила глаза.
– Бьёрнер тебя выгнал?
Девушка угрюмо покачала головой.
– Нет. Я имела в виду, что со мной никто не заговорит. Когда я иду по улице, горожане переходят на другую сторону дороги. Отец запретил мне работать в таверне.
– Ты пришла за сочувствием? – Хьелльрунн не могла сдержать хмурый взгляд и пыталась придумать, как избавиться от стоящей перед ней дочери трактирщика.
– Я… – Слова умерли на красивых губах. Кристофин взглянула на дверь, затем снова на фонарь. – Я провела ночь с твоим братом в конюшне за таверной.
– Провела ночь? Что ты имеешь в виду? Как провела?
Хьелльрунн слышала, как время от времени взрослые произносят эту фразу, но никогда не задумывалась о её значении. Кристофин ничего не ответила, лишь заправила растрёпанные волосы за ухо и неловко улыбнулась.
– Вы провели ночь в конюшне, – повторила Хьелль. В голове всё встало на места, и картина ей не понравилось. – Вы спали на сеновале?
Кристофин коротко кивнула. Хотя улыбка по-прежнему осталась на красивом лице, теперь в ней читалась явная боль.
– О… И… – Хьелльрунн сморщила нос. – Теперь понятно, почему эти идиоты-горожане решили, что у тебя метка. – Она ненадолго замолчала. – Как твой отец узнал?
– Нас застукал извозчик. Видел, как мы выходили из конюшни, когда эль доставлял.
– У тебя есть колдовская метка? – не удержалась от поддразнивания Хьелльрунн. Она сама слишком долго слышала этот вопрос.
– Прошу прощения?
– У тебя есть метка? – усмехнулась Хьелль. – Ты умеешь дышать огнём или летать? Или заставила Стейнера влюбиться по щелчку пальцев?
– Он в меня не влюблён. Вернее… Я так не думаю. Это была всего одна ночь и…
Казалось, Кристофин пала духом ещё сильнее. Инстинктивно Хьелльрунн шагнула вперёд и коснулась ладонью её руки.
– Он очень радовался, что вы начали общаться, – поведала девушка. – Он даже не знал, как себя вести. Не думаю, что он когда-либо говорил с женщиной, которая не подавала хлеб или приносила эль.
Легкая улыбка коснулась губ Кристофин.
– Знаю, что ему было приятно беседовать с тобой. И ты ему нравилась. Очень.
– Он что-нибудь говорил обо мне?
– Ну… – Хьелль изо всех сил пыталась вспомнить. – Он сказал, что в Циндерфеле мало хороших девушек.
Кристофин нахмурилась.
– Он назвал меня «хорошей»?
Хьелльрунн пожала плечами.
– Знаешь, Стейнер не отличается многословностью. Он кузнец, а не поэт.
– Прекрасно. – Кристофин улыбнулась, но по её щекам струились слёзы. – Я так напугана, Хьелль. Боюсь, что Охранцы меня заберут. Боюсь, что отец позволит им забрать меня. И я боюсь, что никогда больше не увижу Стейнера. Я знаю, это звучит глупо, но…
– Идём на кухню, – позвала Хьелльрунн. – Мы в этом жалком месте до смерти продрогнем.
Она увела Кристофин из кузницы, предварительно проверив, что улица пуста. Потребовалось несколько минут, чтобы разжечь огонь. Хьелльрунн обернулась к дочери трактирщика с улыбкой на губах.
– Странно, что всего несколько недель назад это ты укрывала меня от дождя.
– Странно, что с тех пор тебя почти не было видно, – добавила Кристофин. – Отчасти я пришла проверить, не уехали ли вы из Циндерфеле.
