— Еще как помогает! Это лето — лучшие в моей жизни каникулы. Спасибо тебе за это, Ангел мой! — сказала Юлька, поворачиваясь на спину и глядя в небо.
— Пожалуйста, Юленька, — ответил сверху Юлиус, на миг прервав беседу с Иоанном.
— Только теперь он почему-то молчит и ничего мне не подсказывает, — вздохнула Юлька.
— Как это не подсказываю? — удивился Юлиус. — Я ей время твержу, что ехать в Келпи не надо. Разве не поэтому, Юленька, тебе так хочется к бабушке? Это ты меня плохо слушаешь, отроковица ты моя непослушная.
— В эту школу для маленьких ведьм ехать твоей Юлии никак невозможно, — согласился Иоанн. — Не место это для православной девочки.
— Вот и я о том же. Ты заметь, заметь, брат, как Юленька внутренне сопротивляется этой поездке, прямо извелась вся! Чует ведь ее православная душенька, что с этой школой что-то не так! Только вот жаль, никак она не может сосредоточиться и понять, почему я стараюсь отговорить ее от Келпи: она ведь думает, что все дело только в бабушке.
— Может, как-нибудь внушить Мишину отменить ее учебу за границей? Ты Димитриуса просил об этом?
— Конечно, просил! Но там Жан через Жанну блокирует все его усилия.
— Еще бы! Жан тоже хочет завладеть состоянием Мишина и вместе с Жанной открыть первый в России лицей для юных ведьм. Сейчас, считает он, самое время, ведь столько детей без ума от колдовства.
— Что есть, то есть.
Юлька вдруг села с решительным видом.
— А знаете, мне кажется, я чувствую, что мой Ангел тоже хочет, чтобы я ехала к бабушке!
— Верно, верно, Юленька! — согласился сверху Юлиус.
— Ты погоди ликовать-то, — остановил его Иоанн. — Что-то у нее глазенки как-то подозрительно заблестели. Или ты не видишь, брат?
— Вижу, ой вижу! А ну, пикируем!
И Ангелы понеслись вниз, чтобы быть поближе к неожиданной отроковице. Миг — и они оказались над островком, а бесы слетели с барьера от вихря, поднятого Ангельскими крыльями, кувыркнулись в воду и понеслись к берегу. И это вышло очень кстати, потому что иначе бесы оказались бы в курсе новой Юлькиной затеи, а так о ней узнали только Ангелы Хранители.
— Кажется, я знаю, какой выход подсказывает мне мой Ангел! Потрясающий выход!
— Ой! — испугался Юлиус.
— Интересно, что ж это ты такое ей подсказываешь? — поддразнил его Иоанн.
— Он мне подсказывает, что мы с тобой, Аннушка, должны поменяться местами: я поеду в Псков к нашей бабушке, а ты вместо меня отправишься учиться за границу!
Ангелы переглянулись и стали слушать дальше.
— Глупости! — решительно возразила Аннушка. — Бабушка сразу же поймет, что это не я, а ты — это раз, и я совсем не хочу ехать учиться в какую-то заграничную школу — это два.
— А что? Неплохо придумано! — сказала Кира. — И ты, Анна, будешь большая дура, если упустишь возможность поехать учиться в Ирландию вместо Пскова. Обалдеть, как везет некоторым!
— Не надо мне такого везенья! Я не собираюсь папу, бабушку и вообще всех на свете обманывать!
— А разве мы с тобой постоянно не разыгрываем папу, когда он не знает, где у него кто? Разве не поэтому он зовет нас Юлианнами?
— Ты, сестрица, не путай шутки с обманом!
— А тебе, Аннушка, разве не хочется увидеть чужие страны, других людей? — спросил Юрик.
— Хочется, конечно, но не таким способом.
— Все средства хороши в достижении цели, — глубокомысленно произнес Юрик. — Я бы на твоем месте не стал дожидаться, пока ваш отец догадается, что пора и тебе предоставить равные с сестрой стартовые возможности. Я думаю, ты просто обязана воспользоваться случаем и отправиться учиться в эту самую школу Келпи. Проучишься до зимних каникул, а на каникулы приедешь назад, и вы снова разменяетесь. И никто ничего не узнает. А Юлька пускай поживет у своей провинциальной бабушки.
— Бабушка у нас вовсе не провинциальная! — возмутилась Юлька. — Она преподавала в школе немецкий язык!
— Вот ты и поедешь учить немецкий, а тем временем Аннушка в Келпи как следует овладеет английским. У тебя, кстати, Аннушка, ужасное произношение! Извини.
— Ты прав, Юрик, с английским у меня неважно.
— Ага, ты согласна, ты уже почти согласна! — закричала Юлька и бросилась обнимать сестру.
— Нет! — Аннушка отстранилась. — Я сама еду к бабушке, и это мое последнее слово!
— Ну, конечно, ведь ты всю нашу жизнь росла рядом с бабушкой, и ты считаешь, что имеешь на нее монопольное право! — в голосе Юльки зазвенели слезы. — И маму, нашу маму ты знала и любила! Ты все свое детство пробыла с нею, а я ее даже не помню!
— Запрещенный прием, — заметил Иоанн. — На жалость бьет твоя отроковица.
— Так ведь она права, братец Иоанн! Легко ли было девочке без женской ласки расти, сам подумай?
— Вечно ты ее защищаешь, брат Юлиус!
— Я по должности ее защищать должен, я Хранителем к ней приставлен.
— Ну-ну. Не хватало только и нам с тобой начать спорить.
— Что ты, что ты, брат! — испугался Юлиус. — Ты меня прости, это я так… Уж очень мне хочется, чтобы и Юлия к бабушке Насте отправилась вместе с Аннушкой.
— Прости и ты меня за неосторожное слово, брат.
— Я тебя понимаю, Юленька, и мне жаль, что ты совсем не знала нашей мамы. Честное слово, мне очень тебя жаль. Но ведь тут ничего нельзя поделать… — и Аннушка вдруг горько заплакала. Она заплакала раньше, чем это собиралась сделать сама Юлька. Та не ожидала такого поворота и тут же зарыдала в голос, снова валясь на землю.
— Жуть как трогательно, в натуре, — сказала Гуля, отправляя в рот конфетку. Потом вдруг губы ее скривились корытом, и она заплакала гораздо громче сестер.
— Ну а ты-то чего ревешь, как испорченная сигнализация? — спросил ее вконец расстроенный Юрик. — Кончились у детки конфетки?
— Ща! Нет, я вспомнила, как сама прямо в один час осталась сразу без отца и без матери.
Родители Гули погибли в катастрофе, и ее воспитывали дедушка с бабушкой.
— Прости, Гуля, я не подумал.
— Да ладно… Вы все думаете, что если я толстая, так и бесчувственная как пень. Толстые тоже плачут!
— Ну прости меня, дурака! Хочешь шоколадку?
— А у тебя есть? — Гуля взглянула на Юрика искоса, но с интересом.
— Нету. Я просто хотел узнать, хочется ли тебе сейчас шоколаду.
— Всегда хочется, на то он и шоколад, — вздохнула Гуля. Но плакать перестала — какие уж могут быть слезы после такого признания.
Кира мрачно глядела вдаль, швыряя в воду мелкие камешки. Потом она сказала тихо, ни к кому не обращаясь:
