— Ничего не понимаю! Где же Келпи? Почему эти люди все еще живы? — спросила леди Бадб, прищурив глаза, чтобы лучше видеть путников, уже почти спустившихся с холма. — Ну, что там? — рассеянно спросила она, заметив, что Финегас уже отпустил феечку.
— Феечка утверждает, что там, внизу ди-ди-ди…
— Директора школы кто-нибудь спрашивает?
— Нет. Ди-ди-ди…
— Диамат волнуется?
— И это тоже. Но главное — совершена ди-вер-си-я!
— Какая еще диверсия?
— Крупная и, боюсь, необратимая: воды нашего внутреннего озера отравлены.
— Чем отравлены?
— Святой водой! Теперь даже их испарения ядовиты, и все наши фэйри бегут из сида!
— Никому ни слова! — коротко приказала леди Бадб друиду и ринулась назад в пирамиду.
Юлька с Аннушкой, отец Василий и бабушка спустились с холма и, оглядываясь на ходу по сторонам, побежали к старой рябине.
— Андрей! Быстро спускайся вниз! — крикнул отец Василий, глядя в густую крону.
Но вместо Андрея из гущи ветвей на землю спрыгнула Дара О'Тара, а потом, за нею следом спустился Андрюша.
— Дара? — удивилась Аннушка. — Ты что здесь делаешь?
— Как что? Бегу из Келпи. Ты разве не получила мою записку? — спросила Дара, обращаясь одновременно к Юльке и Аннушке. — Я ее сунула в твой хоббичий сапожок.
— А, так вот что читала леди Бадб!
— Она перехватила мое письмо?
— Да, боуги постарались. Бежим скорее, пока нас не обнаружила Келпи!
— Об этом не беспокойтесь. Келпи обожралась сосисками и спит вон там, в кустах.
Кровожадина Келпи вовсе не сосисками объелась, а уснула под действием снотворного, подмешанного в праздничный ужин сестер.
— Юлианна, а почему тебя две? — спросила Дара.
— Сейчас тикать надо, а не разговоры разговаривать! Потом объясним! — ответил ей кто-то из Юлианн.
— Тогда вперед! — и отец Василий повел всех по дороге к лесу.А леди Бадб в это время обследовала озеро и быстро обнаружила на дне затонувшую бутылку с надписью «Святая вода». Нескольких капель святой воды, остававшихся в бутылке, было достаточно, чтобы вся вода в озере стала святой, а значит, смертельно ядовитой для всех обитателей сида!
— Все пропало, — мрачно сказала леди Бадб. — Погиб сид!
Директриса бросилась к выходу из сада.
Придя ко рву Диамата, она увидела, что дракон бушует и беснуется. Леди Бадб сразу поняла, в чем дело: в отопительную систему уже поступила «отравленная» вода из озера, заставляя дракона кашлять и чихать пламенем. Леди Бадб перебежала железный мост, открыла вторую дверь и бросилась ко рву с ламиями. В этот гнилой ров свежая вода из озера не поступала, а пополнялся он сточными водами — святая вода сюда не проникла, и ламии пребывали в ленивом покое.
Леди Бадб подобрала подол и спустилась под мост: там, стоя по колено в вонючей воде, она нашарила колесо, регулирующее сток воды. Она раскрутила его до отказа, и вода с ревом хлынула через открывшийся сток на дне рва. Леди Бадб вбежала на мостик.
— Слушайте меня, дорогуши! — закричала она ламиям. — Шестеро людей вышли из сида. Ползите через сток за ними в погоню! Догоните и растерзайте! Вперед, дорогие гады!
Затем леди Бадб вернулась в драконий ров, позвала дракона Диамата, провела его через лабиринт и гараж и выпустила из сида, приказав гнать слепых ламий к мосту через реку.
— Проследи, лапушка, чтобы эти дуры не расползлись по лесу, гони их прямо на беглецов!
После этого леди Бадб снова поднялась в пирамиду и вышла на площадку, где, тревожно и недоуменно переговариваясь, стояли преподаватели, ученицы и гости. Она сурово всех оглядела и произнесла одно только грозное слово:
— Эвакуация!
Отец Василий и Андрюша вели под руки Анастасию Николаевну, а Юлька с Аннушкой тащили за руки Дару, которая совсем окоченела на ветру в своей все еще влажной одежде. Размокшие меховые сапоги стали немыслимо тяжелыми, но она бежала, стараясь не отставать от других. Долго ли, коротко ли, но через лес они благополучно перебрались. И вот они уже на опушке, уже виден стал беглецам мост и автомобиль возле моста, и спасение стало казаться возможным и близким. Вот бежавшие впереди Андрюша и отец Василий с бабушкой достигли машины, и отец Василий уже принялся шарить по карманам рясы в поисках автомобильных ключей.
И тут они услышали за спиной зловещий треск и, оглянувшись, увидели что-то белое, ломившееся сквозь заросли терновника на опушке: это Келпи очнулась от своего сна и скакала за ними в погоню.
— Бабушку скорее сажайте в машину! — закричала Аннушка.
— Это Келпи! Мы погибли, Юлианна, — сказала Дара упавшим голосом.
— Похоже на то, — подтвердила Юлька и прошептала: — Ой, папочка!
— И совсем не обязательно нам погибать! — возразила им обеим Аннушка: она вдруг вспомнила, как спасались на ее глазах от зловредной лошадки хитрые кролики. — Мы, девочки, обманем Келпи! Как только я скажу: «Бежим!», ты, Юля, беги направо, а я побегу налево. Келпи растеряется и, может быть, отстанет от нас. А ты, Дара, сейчас же беги прямо к машине — тебе в этих сапогах от Келпи не убежать!
— Ты разве боишься лошадей, Ань? — удивилась Юлька.
— Это не лошадь, это бес в образе лошади! Бежим!
И они с сестрой бросились бежать в разные стороны, а Дара помчалась к машине.
Келпи приостановилась, раздумывая, какую из девчонок поймать и загрызть первой. Сначала она бросилась за Юлькой.
— Келпи! Келпи! Попробуй-ка меня поймать! — закричала ей вдогонку Аннушка.
Келпи остановилась, проржала что-то короткое, вскинула передние ноги, развернулась на задних и рванулась за Аннушкой.
Тем временем Юлька пробежала добрую сотню метров к автомобилю и, остановившись, тоже закричала:
— Келпи! Дурацкая ты лошадь! Слабо меня догнать? — причем закричала с перепугу по-русски.
Но зловредная лошадка Келпи, видно, была полиглоткой: она Юльку хорошо поняла, захрапела и бросилась за ней, оставив в покое Аннушку.
И теперь уже Аннушка пробежала свою сотню метров по направлению к машине.
А дальше девочкам пришлось волей-неволей идти на сближение, потому что нельзя же бежать в разные стороны, когда машина — вот она, в двадцати шагах впереди. Тут они поравнялись с Дарой, которая почему-то не села в машину, а стояла, поджидая их метрах в пяти от нее.
— Садись в машину, Юлианна! Живо! — крикнула она сестрам.
Потом она остановилась на дороге, прямо перед Келпи, отрезав ее от обеих Юлианн, и начала дрожащим голосом уговаривать разъяренную лошадь:
