— Знаешь, а мне вот не смешно. Почему я один должен с ним встречаться? Не кажется ли тебе, что нам стоило бы сделать это вместе? Это было бы весомее. С Рудиным очень тяжело общаться.
— Общаться тяжело, это верно, — согласился Петров, — и, скорее всего, разговор у тебя не заладится. Но в любом случае после этой беседы он начнет думать. И к следующему разговору, который мы уже проведем вместе, он будет, думаю, посговорчивее.
— Почему ты не хочешь пообщаться с ним сейчас? — настаивал Фролов.
— У нас так будет больше возможностей для маневра. Если у вас в общении возникнут острые углы, мне будет их проще сгладить в том случае, если я не принимал участия в диалоге. Позвони ему сейчас и постарайся сегодня встретиться. Насколько я знаю, он должен быть сегодня у себя в офисе.
Дальше возражать уже не имело смысла. Петру Николаевичу крайне не хотелось одному встречаться с Рудиным, да еще намекать ему о том, что у них есть запись разговора, в которой Рудин, по сути, подтвердил свое участие в убийстве Жамбаева. Конечно, впрямую он этого не произнес, но если запись попадет в руки ближайшим соратникам убитого, то тогда Рудина не спасет никто.
На встречу Рудин согласился сразу же. Судя по голосу, он пребывал в хорошем настроении. Встретиться договорились в «Живаго». Когда Фролов вошел в зал ресторана, Рудин задумчиво рассматривал гипсовую фигуру пионерки-барабанщицы с завязанными алой лентой глазами.
— Вот чего только не удумают, декораторы хреновы. — Рудин крепко пожал руку чиновнику. — У меня на доме такого напроектировали, что я их самих в фундамент закатать хотел, фантазеров. Ну, давай кофе попьем, да расскажешь, зачем звал.
Глава Первой нефтерудной пил черный кофе без сахара, зато с коньяком. Петр Михайлович заказал себе капучино. От алкоголя он отказался.
Выслушав речь Фролова, Рудин хитро прищурился:
— Я тебя правильно понял, у администрации есть на меня материал, верно?
— Все верно, — согласился Петр Михайлович.
— Только я ведь правильно понял, что материальчик вы не вчера накопали? Он у вас уже довольно долго без дела лежит. А самому вы об этом материальчике докладывать не стали. Пошалить надумали. В свои игры поиграть решили. А не рано? Что ваш шеф скажет, когда про эти игры узнает?
Фролов напряженно молчал. Рудин разошелся не на шутку, и, чем кончится разговор, оставалось только гадать.
— Вы из себя кукловодов изобразить решили? Вот вам! — Взбешенный Рудин показал ошарашенному Фролову фигу. — А может быть, и вот так! — Фига превратилась в сжатый кулак. — Короче, передай Петрову, что вам ничего не светит. Если материалу будет дан ход, не важно как, сами вы его отнесете или вдруг какая утечка случится, я вас уничтожу. Обоих. Больше я на эту тему разговаривать не буду. Не было этой темы и нет. Ясно?
— Я передам ваше мнение, Иван Андреевич. — Фролов старался говорить твердым голосом.
— Передай, передай, — проворчал, успокаиваясь, Рудин. — Вот ты же умный человек, Петр Михайлович, а такой глупостью занялся. Зачем тебе это? Поверь моему слову, у тебя и без этой мышиной возни перспективы очень хорошие. Не порть сам себе жизнь. И вообще, у тебя же куча своих проблем, вот дочурка твоя, говорят, совсем от рук отбилась. Не дело это, Петр Михайлович. Детей, как и жен, надо в строгости держать.
— Что ты имеешь в виду? — Фролов отодвинул в сторону чашку.
Толстые губы Рудина растянулись в ухмылке.
— Побереги дочку, Петя.
Иван Андреевич тщательно вытер губы салфеткой и, не прощаясь, ушел. Через огромное окно ресторана Фролов видел, как лимузин директора Первой нефтерудной компании отъехал от тротуара, включив маячок, развернулся через сплошную и исчез из виду. Петр Михайлович нашел в телефоне номер дочери и нажал вызов. Пошли длинные гудки, которые затем сменились короткими. На экране появилось стандартное сообщение с номера дочери: «Я не могу сейчас говорить. Я перезвоню позже». Фролов, недовольно нахмурившись, убрал телефон в карман. «Говорить она не может! С отцом! И ведь не перезвонит, как обычно».
После встречи с Рудиным Фролов поехал к себе на Старую площадь. Расположенный на третьем этаже здания администрации кабинет нравился Петру Михайловичу гораздо больше, чем кремлевский. Здесь ему было гораздо комфортнее. Около часа Фролов честно пытался работать над документами, однако в конце концов оставил эти попытки. Настроение было испорчено напрочь, и, что бы ни было написано в бумагах у него на столе, перед глазами стояло все то же разгневанное, покрасневшее лицо Рудина и его холодные, водянистые глаза. В тот день дочери Петр Михайлович так и не смог дозвониться.
В столицу Подгорный возвращался в воскресенье вечером. Чем ближе было время его отъезда в аэропорт, тем грустнее становилась Марина. Когда Макс обнял ее, прощаясь, то ему показалось, что жена вот-вот расплачется.
— У детей же через пару недель каникулы. Вы могли бы приехать на несколько дней ко мне? — неожиданно для себя самого произнес Подгорный.
Марина подняла на него удивленный взгляд.
— Ты уверен? Мы тебе не будем мешать?
— Нет, конечно, — отступать назад было уже поздно, — и пацаны рады будут. Верно? — обратился Подгорный к стоявшим рядом мальчишкам. Те радостно закивали.
— Что же, я думаю, это хорошая идея. Скорее всего, мы приедем.
Макс еще раз поцеловал жену, ласково потрепал по головам сыновей и вышел во двор, к ожидающей его машине.
Когда Подгорный отправил сообщение, автомобиль еще не успел выехать за пределы поселка. Сообщение было коротким: «Прилетаю сегодня. Встретимся?»
Всю дорогу до аэропорта Макс крутил в руках телефон, ожидая ответного сообщения или звонка. Несколько раз он сам уже хотел позвонить Наташе, но сдерживался, не желая говорить при водителе. Подгорный уже поднимался по трапу самолета, когда наконец Наташа ответила. Макс разочарованно прочитал такое же короткое сообщение: «Я за городом. Вернусь во вторник».
В салоне бизнес-класса кроме Подгорного летела лишь одна молодая пара, судя по всему купившая билеты за накопленные мили и теперь не скрывающая своего восторга от прикосновения к миру избранных. Макс раздраженно плюхнулся в свое кресло, прижался лбом к холодному стеклу иллюминатора. «Я ведь ревную эту девицу. Какая глупость!»
В понедельник занятия были настолько интенсивны, что думать о Наташе было просто некогда. Обучение было на самом деле очень интересным. Первое время Максу, отвыкшему от таких нагрузок, было тяжеловато, но теперь он втянулся и получал огромное удовольствие от новых знаний и от всей окружающей его соревновательной, но одновременно дружелюбной атмосферы. Честно выполняя обещание жене выходить на связь каждый день, вечером он позвонил Марине. С момента вчерашнего прощания Марина повеселела. Они немного поболтали, в основном говорил Макс, повествуя о жизни столичных пробок. Он поведал жене о том, что вечером по дороге из аэропорта пробок уже не было, а вот с утра они были просто гигантские, ибо понедельник, а вечером эти ужасные пробки были еще почти вдвое больше, так как пошел снег. Вслед за снегом пошли снегоуборочные машины, и это окончательно парализовало движение. Марина негромко смеялась. Потом, когда красноречие Макса иссякло, она спросила:
