— Как же я влип, Боже мой!.. Как же я попал!..
Александра остановилась, развернулась и, так же осторожно ступая, отошла подальше от двери. «Может быть, у него неприятности в бизнесе?» — подумала она с сочувствием. Она стояла в гостиной у потухающего камина, не зная, как быть: идти ли со своей просьбой к явно чем-то удрученному хозяину или же отложить ее на завтра? И тут она явственно услышала:
— Ох, Жанна, Жанна, как же мне теперь с тобой быть? Куда же мне тебя деть?
Услышав эти слова, Александра возликовала в душе и решила разговор не откладывать. Громко топая, она подошла к библиотечной двери и постучала в притолоку:
— К вам можно, Дмитрий Сергеевич?
В библиотеке что-то упало, скрипнуло, а потом раздался спокойный голос Мишина:
— Кто там? Заходите!
Александра вошла и увидела Мишина, прилежно разбирающего какие-то бумаги на столе.
— Добрый вечер, Дмитрий Сергеевич.
— Добрый вечер, Александра Николаевна.
— Дмитрий Сергеевич, вы можете уделить мне двадцать минут?
— Нет, не могу. Вот пять минут — могу.
— Но мне надо вас кое о чем попросить…
— А вы постарайтесь уложить свою просьбу в пять минут. Вы же филолог!
— Хорошо, я постараюсь. Дмитрий Сергеевич, снимите запрет со старого сарая!
— Не сниму. И прикажу еще дверь в него кирпичами заложить, чтобы девчонки туда и пролезть не могли!
— Дмитрий Сергеевич, верните им сарай!
— Нет.
— Поверьте, сарай девочкам очень-очень нужен и вовсе не для озорства какого-нибудь!
— Тогда зачем же?
Александра помолчала, но потом вспомнила про лимит времени и сказала.
— В сарае теперь живут наши зайцы.
— А зайцев надо кормить. Все понятно. А вы про киднеппинг прошлогодний знаете?
— Знаю. Но девочки теперь со мной будут, а значит с ними ничего плохого не случится!
— Тоже мне охрана и защита! — фыркнул Мишин. — Ладно, я подумаю.
— И завтра дадите нам ответ, да? Лучше положительный, а то у вас могут возникнуть сложности в отношениях с дочками.
— Это что — ультиматум?
— Нет, просто педагогический совет. Ну и отчасти… предупреждение.
Мишин с минуту смотрел на нее молча и внимательно, а потом махнул рукой.
— Ладно, идите, Александра Николаевна. Я подумаю. Завтра ответ дам.
Когда Александра закрывала за собой дверь, она услышала негромкое, но явственное: «Тоже мне педагог… Девчонка!» Но, поскольку она уже вышла за дверь, то решила эту реплику считать не услышанной и проигнорировать.
Когда она поднималась по лестнице, навстречу ей спускалась Жанна в «маленьком черном вечернем платье» (так у модельеров почему-то называются платья, прикрывающие одно только туловище) и в длинной белой шубе. Она ступала в облаке духов, на вкус Александры мерзейших, чуть касаясь перил узкой рукой в черной шелковой перчатке; в другой руке она несла крохотную сумочку из настоящей змеиной кожи. На Александру Жанна взглянула мимоходом, но злобно: таким взглядом убивают, а не смотрят. Александра же в ответ просто вздернула нос и отвернулась. Жанна протекла мимо и, спустившись в холл, громко и нежно пропела:
— Митенька, дорогой, нам пора выезжать! Александра прошла к себе и легла спать.
Перед сном она долго вертелась, гадая, выполнит ли ее просьбу Дмитрий Сергеевич и не помешает ли этому зловредная Жанна? А еще она гадала, с чего это вдруг будущая мачеха так на нее взъелась? Даже из дома выжить пообещала! А как она, Александра, может этому помешать? — Да никак! Кто она такая в этом доме? — Да никто! Наемная гувернантка, обслуживающий персонал вроде Тани! Екатерина Ивановна, и та имеет в доме больший вес, чем она, и по праву, совершенно по праву! Вот устроит Жанна ей, Александре, какую-нибудь пакость, и Мишин ее уволит, и тогда останутся Юлианны в полной власти зловредной мачехи-ведьмы! Конечно, она, Александра, изо всех сил постарается быть осторожной и повода не давать, но насколько ее хватит… Потом она вспомнила нечаянно подслушанные слова Дмитрия Сергеевича и захихикала в подушку: «Выходит, Жанна для него как чемодан без ручки — носить нельзя, а выбросить жалко!» Она устыдилась своей злорадной мыслишки и постаралась выкинуть ее из головы. Но тут же принялась размышлять, сумеет ли Дмитрий Сергеевич найти способ избавиться от Жанны, или же она в самом деле станет мачехой ее дорогим девочкам? Она еще немного повертелась, повздыхала, а потом решительно поднялась и встала на молитву.
Взволнованный Ангел Александрос позвал Хранителей Иоанна и Юлиуса, и они все трое поддержали молитву встревоженной гувернантки.
Она молилась долго и даже немножечко поплакала. Стало легче, и она закончила молитву словами:
— Господи! Благослови отроковиц Анну и Иулию на добрые дела и сохрани их от всякого зла! Избави их, Господи, от злой мачехи и всех дел ее!
— Аминь! — сказали Ангелы.
После этого Александра снова улеглась в постель и спокойно уснула до утра, причем — до позднего утра. После вечерних тревог и ночной бессонницы она, конечно же, проспала все на свете и проснулась, когда за окном уже начало светлеть. Она вскочила с постели, быстро привела себя в порядок и пошла будить девочек.
— Девочки, просыпайтесь! Подъем! Умываться, молиться, завтракать!
— У-у, мы еще хотим спа-ать! — заныла, не просыпаясь, Юлька.
— Мы уже встаем! — послушно сказала Аннушка, тоже не просыпаясь и не открывая глаз.
— А вот я сейчас наберу воды из-под крана и устрою кому-то освежающий утренний душ прямо в постели! — пригрозила Александра.
— Ох! — вздохнула Юлька, села и открыла глаза. — Александра, вы в самом деле Санька-Встанька какая-то, причем очень ранняя Санька-Встанька!
— Да! — подтвердила Аннушка, открывая один глазок. — Вы-то выспались! Вон вы какая свежая, прямо как утренняя майская…
— Редиска! — закончила за нее Юлька. — Разве сегодня не воскресенье, Александра? Мы под арестом, в церковь не поедем — так зачем же так рано вставать?
— Подъем, подъем! — не унималась суровая гувернантка. — Поднимайтесь, ленивые сонные мышата! В церковь вы, кстати, уже опоздали. Вы что, забыли, что сегодня день освобождения из-под ареста?
— Ура! — вспомнив об амнистии, закричали девочки и разом вскочили с постелей.
— А какая погода на улице? — спросила Аннушка.
— Благоприятная для прогулки в парке. Сегодня будет теплее, чем вчера!
— По прогнозу?
— Зачем мне прогноз? Я вижу, что стекла покрылись инеем, на деревьях изморозь — значит, на дворе потеплело.
— Разве морозные стекла — к теплу? — удивилась Аннушка.
