– Это шелк, бабушка?
– О! А ты, видно, и впрямь неплохой декоратор, если сумела сразу определить. Да, это шелк, причем очень хороший, китайский.
– И это можно носить прямо на теле?!
– Конечно. Я же это делаю. Шелк не только красив и прочен, он легко стирается, почти не мнется, и, главное, он гораздо полезнее для тела, чем этот пластик, из которого отливают стандартную одежду. Но только он надевается не па голое тело, как ваши пластиковые упаковки, а па белье. Ты еще помнишь, как ты носила белье в детстве, Санечка?
– Очень смутно. Это ведь было так давно…
– Даже у твоей матери память была лучше. Надо бы тебе ее специально потренировать – стихи наизусть заучивать, например, или начать учить какой-нибудь иностранный язык.
– Бабушка! Ну какие сейчас могут быть иностранные языки, что ты!
– Мы же вот говорим с тобой по-русски.
– Ах, ну это просто домашний язык.
Меня всегда ужасно огорчало, когда бабушка начинала сетовать па мою плохую память. Я не могла сказать бабушке, что воспоминания детства были удалены из моего сознания для моей же пользы. Бабушка так не считала, она думала, что они с дедом сделали все, чтобы дать мне счастливое детство. Я знала, какова был а бы реакция, если бы она узнала о том. что я прошла адаптацию; она, с ее пеленой религиозностью и дикими представлениями о каких-то грехах, непременно во всем случившемся со мной в детстве обвинила бы себя, начала бы терзаться мыслями о том, что надо было дать моей матери денег на ее нелепые театрально-киношные проекты, но сохранить внучку. Она ведь не знала мою мать так, как узнала ее я! Никаких дедовых миллионов не хватило бы на затеи Софии Саккос, поскольку все они были обречены на провал. Ну оказалась бы я в адаптационной школе на три или на пять лет позже, что это дало бы мне, кроме лишних терзаний? Чем старше адаптируемый, тем тяжелее он переносит процедуру очищения памяти, некоторые даже умирают или сходят с ума. А так все получилось прекрасно: я и к современной жизни приспособилась, и бабушку, н конечном счете, не потеряла. Поэтому я улыбнулась и спросила:
– Бабушка! А можно мне примерить этот костюм? Мне интересно, как я буду себя чувствовать в одежде из природной ткани.
– Бога ради! Может быть, ты вспомнишь, как носила в детстве разноцветные платьица и костюмчики из натуральных материалов. Тогда у тебя была такая упругая, здоровая кожа…
– У меня и сейчас абсолютно здоровая кожа, я ведь каждый день смотрю на индикатор здоровья, когда принимаю душ.
– А ты посмотри в зеркало на свое тело, когда ты без одежды.
– Уау! Стану я глазеть на голую женщину! Я не извращенка.
– Конечно, не станешь. У вас вместо зеркал – персоники, ваши кривые зеркала, в которых вы видите и показываете другим не себя, а мечты о себе.
– Бабушка, ну как же ты не понимаешь! В Реальности, которую человек для себя избирает и изменяет по своему желанию, он как раз и выявляет свою сущность, свое подлинное «я». Вот поэтому мы не придаем значения ни одежде, ни своей внешности на грубом уровне действительности.
– И поэтому ходите вес одинаковые, как оловянные солдатики, в зеленой защитной униформе, остриженные наголо и почти лишенные вторичных половых признаков. Ты только взгляни в глаза современных людей, особенно городских! Они обращены либо внутрь себя, либо на экран персоника. Они не смотрят ни на окружающий мир, ни на себе подобных, и потому в них отражается только глубочайшая внутренняя пустота. Впрочем, в твоих глазах ума и жизни все-таки побольше, чем у других. Гены, детка, непобедимые гены! Не знаю и не хочу знать, кто был твой отец, по твой дед был очень сильной и богатой личностью.
– Я знаю, он был сказочно богат до Катастрофы, но при чем тут гены?
– Я говорю о другом его богатстве. Верой и добротой Илиас Саккос был еще богаче, чем деньгами, именно поэтому его деньги творили добро. За исключением тех, которыми я выкупила у Месса свою независимость, но и эти деньги, даст Бог, в конечном счете, послужат Богу.
– Каким образом деньги, отданные Мессии, могут послужить твоему Богу?
– Хотя бы тем, что моя свобода, выкупленная па них, служит Иисусу Христу, настоящему Мессии.
– Милая бабушка, в этом я ничего не понимаю, а потому и рассуждать об этом не хочу. Так что ты там говорила о белье! Сколько же всего должны были себе шить бедные женщины в прошлом!
– Бедные не шили – они все покупали в готовом виде. Шили себе одежду, а тем более белье только очень богатые женщины, но, конечно, не сами, а у хороших портных. Я и сейчас донашиваю то, что было когда-то куплено и сшито за большие, очень большие деньги если ты вздумаешь когда-нибудь вернуться к нормальной одежде, моих запасок хватит и на твой век.
– Дед тебя баловал, бабушка?
– Очень!
– А меня?
– Еще больше. Ты разве не помнишь, как ты его звала «добрый дедушка Фей»?
– Помню. А почему я его так звала?
– Потому, что он тебя баловал и осыпал подарками, как добрая фея Золушку. А он тебя звал «моя Сандрильона».
– Золушка и Сандрильона – это ведь одно и то же, это на планетном будет Синдерелла?
– Не на планетном, а на английском. Но вернемся к нашим баранам, а вернее, к их шерсти, а также к шелкам и хлопку. Не хочешь поносить что-нибудь из нормальной одежды?
– Но я ношу абсолютно и идеально нормальную одежду! Бабушка, стандартный костюм планетянина разрабатывался целый год комиссией из ста специалистов, неужели ты думаешь, у пего есть недостатки?
– Да. И первым из них – он уродлив на вид.
– Может и так, но это как раз не имеет значения. Любая современная женщина может одеваться не хуже, чем ты одевалась в прошлом и без всякого мужа-миллиардера: выйдя в Реальность можно мгновенно принять любом облик и нарядиться в какой угодно наряд. А вам приходилось одежду выбирать, заказывать, а потом еще следить за ней… С ума сойти, сколько хлопот!
– Представь себе, Санька, большинство из нас от этих хлопот получал о огромное удовольствие. Я вот только гладить не любила.
– Гладить? – Я провела руками по своим бокам. – А это еще зачем?
– Гладить одежду надо было не руками, а утюгом, и не на себе, а на специальной доске. Боюсь, тебе этого тоже не избежать, если ты захочешь пользоваться в дороге моими костюмами. После стирки их надо обязательно прогладить утюгом.
– Что такое стирка, я видела в Реальности. И этого никак не избежать?
– Ты избежишь. Стирать шелковые вещи я буду сама, тебе я шелк никак не доверю. Разве что белье…
Бабушка открыла другой шкаф, за дверями которого оказались полки, доверху набитые стопками изделий из ткани в основном светлых тонов – розовых, персиковых, голубых, но больше всего было белого белья. Впрочем, па одной из полок лежали исключительно черные вещи. Порывшись на полках, она извлекла несколько вещиц.
