– Угу.
– Зачем?
– Матушка благословила.
– А когда домой отправишься?
– А вот как соберемся, тогда вместе со всеми и отправлюсь. Буду сестер на своем джипе перевозить,
– Вот ты, значит, как…
– Вот так!
Я рассказала ему наш с матерью Евдокией план, сказала и про благословение матушки. Дядя Леша задумался, а потом снизошел:
– А это вы неплохо решили. Только зря вы со мной не посоветовались, я бы придумал, как твой джип поумнее использовать.
Скромен был наш дядя Леша. Монашеское влияние сразу видно! Я ему так и сказала.
– Ступай к Ларе, – сказал он в ответ, – она просила тебя зайти помочь ей, чего-то она там шьет для сестер и дорогу. А для твоего джипа я еще успею скамейки сколотить, тогда можно будет и десять – двенадцать монашек усадить.
В мастерской Лары на большом столе лежал ворох плотной черной материи, а вокруг сидели молоденькие послушницы и шили.
– Вы умеете шить, Саня? Вы, кажется, иголкой нашивали цветы на сетку, которую вам дал мой Леша, когда вы храм к Успению украшали.
– Да. Бабушка меня научила немного шить.
– Вот и хорошо! А то мы тут зашиваемся.
– Как это – зашиваетесь?
– Не успеваем с работой. Поможете нам?
– Конечно!
Мне вручили два квадратных куска материи, большую иголку с толстой ниткой и показали, как надо сшивать вместе эти куски. Работка оказалась не такой простой, как выглядела со стороны: игла была толстенная, а ткань грубая и плотная.
– А что это такое мы шьем? – спросила я, когда уже наловчилась через раз протыкать иглой материю, а не собственные пальцы.
– Это будут дорожные сумки для сестер, – сказала маленькая Васса.
– Такие маленькие! Что же вы в них понесете?
– А это – монашеская тайна, – строго ответила мне полненькая сестра Евлалия. Это была очень серьезная девочка лет семнадцати, постоянно что-нибудь читавшая, даже на ходу. Она и сейчас сидела за столом и шила, а на столе перед нею лежала раскрытая книга. По-моему, она немножко важничала. Вообще, я заметила, что чем старше монахиня по возрасту и по чину, тем проще она в обращении и тем веселее смотрит на мир. Конечно, молоденькие послушницы иногда срывались, забывали про свою степенность и носились, как жеребята. У них даже мячик был, и они иногда перебрасывались им прямо на газоне перед обителью, и я не раз видела, как матушка Руфина поглядывала на них в свое окно, но ни разу не слышала, чтобы она их за это ругала… Что же с ними со всеми будет?
На другой день дядя Леша выкатил из гаража прицеп, и сестры стали загружать его, а я помогала. К передней стенке уложили какое-то церковное имущество и макароны в коробках – теперь это все нескоро понадобится. Туда же положили несколько ящиков с книгами, что меня очень удивило, но мне объяснили, что это богослужебные книги. Потом пошли метки и коробки с продуктами, кухонная утварь. Когда прицеп был на две трети заполнен, стали укладывать спальные мешки и одеяла, сверху положили две свернутые брезентовые палатки. Дядя Леша принес ящик с инструментами, топоры и пилы. Похоже, он уже подумывал о строительстве новой обители. Матушка, наблюдавшая за сборами, ничего ему не сказала даже тогда, когда он принес сети и удочки и запихал их под палатки, пояснив, что они-то могут понадобиться в первую очередь. Она и резиновую лодку позволила ему уложить, но когда он совсем осмелел и подвез на маленькой тележке несколько станков, она велела ему везти их назад в гараж. На этом недоразумения не кончились. Появилась мать Наталия, покачиваясь под тяжестью огромной стопки книг
– Матушки! Я обнаружила, что девчонки, как всегда, самое важное забыли. Благословите уложить!
– Ну, давайте посмотрим, мать Наталья. Так, двухтомник Пушкина… Лесков… Достоевский… Учебник русского языка… Словарь. Все ясно. Сестра Васса, помоги, пожалуйста, матери Наталье упаковать эти книги в какую-нибудь коробку. Да хорошенько упакуй, в пластик не забудь завернуть! Нет, подожди. Дай-ка мне сюда русский учебник и словарь.
– Спаси Господи, матушка, – обрадовано сказала мать Наталья. – А что с русским языком и словарем? Почему вы их отобрали?
– Да потому, что их-то мы и возьмем с собой. А остальные книги, дорогая моя мать Наталья, сестра Васса хорошенечко упакует, снесет в подвал и там схоронит до лучших дней рядом с иконами.
Круглое лицо матери Натальи огорченно вытянулось. Потом она вдруг просияла:
– Матушка! Так может, мы и все остальные книги из библиотеки упакуем, перенесем в подвал и спрячем?
– Мать Наталья! Опомнись!
– Молчу, матушка… Понимаю… Времени не осталось…
Старая монахиня развернулась и понесла книги обратно к дому. За ней пошла сестра Васса – упаковывать Пушкина. Нет, разумом монахинь не понять!
Пришла мать Анна и принесла маленький ящик с кистями и красками и большой – с досками для икон. Доски велено было оставить.
– А скрипка где, мать Анна?
– Матушка! Неужели вы благословляете скрипку взять?
– Благословляю. Будете нам на привалах играть.
Обрадованная мать Анна побежала к дому с кедром.
Мать Лаврентия прикатила из сада тележку, на котором стоял улей – тот самый, конечно. Она что-то долго и убеждающе шептала матушке Руфине на ухо, но игуменья только грустно качала головой. И пасечница, поникнув, повезла улей обратно…
Появилась мать Лариса с лопатами и мотыгами наперевес. Матушка взяла у нее одну лопату и положила в прицеп, а остальное велела нести обратно в сарай. Через четверть часа мать Лариса принесла ведро, лейку и ящик семян и снова была ласково, но решительно отправлена матушкой со всем этим добром обратно.
– Мать Лариса, оставь это всё в сарае – нет у нас места для твоих семян, понимаешь?
– Понимаю, матушка. А сапоги мои резиновые, огородные, можно взять? Ведь будет у нас огород на новом-то месте…
– Какая ж ты многозаботливая, мать Лариса! Ну хорошо, возьми свои сапоги, сунем их куда-нибудь в уголок.
Мать Лариса ушла и вскоре вернулась, прижимая к груди вымытые до блеска голубые резиновые сапоги: оба сапога были с верхом набиты пакетиками с семенами…
Но вышла из терпения кроткая игуменья только тогда, когда к ней подошла сестра Дарья с корзиной, в которой сидел большой облезлый рыжий кот.
– Поставь корзину, сестра Дарья, выпусти Рыжика и иди звонить в колокол – собирай сестер!
Зазвенел колокол, и сестры стали со всех сторон сходиться к церкви. Когда собрались все, матушка встала наверху лестницы и сказала:
– Сестры и матери! Вижу я, не все вы поняли, что происходите нашей обителью. Мы не переселяемся – мы уходим скитаться. Поймите это, дорогие мои, и примите со смирением…
