– Нет, твоя дочь права! – возразила женщина с восточноевропейским акцентом – Тесс не могла определить точно, с каким именно. – Эту рану нужно зашить.
– Где Клара? – спросила Тесс. – Когда Джиан рассек бровь, она…
– Клары тут больше нет, – перебила Сильветта. Клара была горничной в замке Инститорисов, сколько Тесс себя помнила. – Я ее уволила. Как и почти всю прислугу.
– Что?
Пустые коридоры, казалось, выкачивали кислород из комнаты, как вакуумный насос. Тесс недоумевающе покачала головой и поглядела на незнакомку, готовясь обрушить на нее сотни упреков. Но не сейчас.
С лица и пальцев Сильветты капала на пол кровь. Красные бусины разбивались о паркет, превращаясь в звездочки.
– Я все сделаю, – сказала незнакомка. – Я умею зашивать раны.
Тесс хотелось оттолкнуть ее и обнять мать, но Сильветта предостерегающе подняла руку и позволила чужачке отбросить с ее лица промокшие от крови прядки.
– Кто вы такая? – вырвалось у Тесс.
– Меня зовут Аксель, – сказала женщина. – Я подруга вашей мамы.
Тесс никогда не слыхала ни о каких подругах. Зато у Сильветты всегда были очень хорошие отношения с прислугой, с кухаркой и горничными. С Кларой. Которую она уволила.
Это все какой-то страшный сон.
– Прекрасно… Аксель, – сказала Тесс ледяным тоном. – А я ее дочь, и если вы позволите…
– Нет, – сказала Сильветта. – Пусть Аксель зашьет мне рану.
Несмотря ни на что, Тесс хотелось схватить ее за плечи и встряхнуть.
Аксель медленно кивнула:
– Да, так будет лучше всего.
– Я сейчас вызову маме врача, – возразила Тесс, – пока она не потеряла слишком много крови и пока рану еще можно зашить.
– Вы правы, – дружелюбно сказала Аксель. – Рану нужно зашить немедленно. А не через час, или сколько там потребуется времени, пока врач из деревни сюда доберется.
– Пойдем в мою комнату, – сказала Сильветта. Ей, надо полагать, было жутко больно. – Иголки и нитки у меня там.
– Слушай, ну это же не пуговица, черт подери! – вспылила Тесс.
– Вы беспокоитесь, я понимаю, – сказала Аксель. – Это вполне естественно. Но вы можете на меня положиться. Я ни за что не допущу, чтобы с вашей мамой что-нибудь случилось.
«А где же ты была, когда я располосовала ей лицо?» – подумала Тесс, борясь с подступающими слезами.
– Все в порядке, – с трудом выговорила Сильветта. – Тесс, все будет хорошо… Не волнуйся так, это просто царапина.
Аксель обняла ее за плечи и повела прочь из комнаты. Тесс побрела за ними, словно лунатик, чувствуя себя лишней, отвергнутой.
Наверху Сильветта показала на комод между окон.
– Там, в нижнем ящике.
Тесс нагнулась выдвинуть ящик и почувствовала, что самостоятельно ей уже не распрямиться. И все же она справилась с собой и донесла швейную шкатулку до кровати. Мать сидела на краю, прижимая к щеке носовой платок.
– Нужно что-нибудь спиртное, – сказала Аксель. – Чем крепче, тем лучше.
– На кухне.
Тесс бросилась было к двери, но рыжеволосая опередила ее и выбежала из комнаты.
– Я принесу, – бросила она на бегу. – Побудьте с Сильветтой.
– Кто это? – прошептала Тесс, садясь на кровать рядом с матерью и прислушиваясь к затихающим шагам Аксель в коридоре.
– Подруга, – пробормотала Сильветта.
Ну ладно, сейчас не до этого.
– Прости, пожалуйста! – Слезы ручьем текли у Тесс по щекам. – Ужас, что я наделала! Зачем я только зашла в эту комнату? Сама не знаю, что на меня нашло.
– Это все твоя бабка. Она кого угодно могла довести до бешенства… Или перепугать до смерти… В старости уж точно. – В голосе Сильветты звучала не обида, как всегда думала Тесс, и не страх. Это была чистая ненависть.
– Ты лучше не разговаривай, чтобы боль не усиливать.
– Мать была чудовищем. Она выжила из ума, но не так, как другие старики. Она была воплощением зла. То, что она с тобой сделала, когда ты была маленькая…
– Это так давно было… – На самом деле Тесс казалось, будто все это случилось вчера. – Мне никогда не поправить того, что я натворила! – Тесс захлебывалась слезами.
– Это не ты. Это она сделала через тебя. Твоя бабка и в могиле не хочет оставить меня в покое. И ей есть за что мстить.
– Мама, не знаю, может быть…
– Не волнуйся, мне не мерещится призрачная старуха со свечой. Но у меня было чувство, что в тех комнатах все еще остается что-то от нее. Поэтому я приказала вынести и сжечь всю мебель, а ее ракушки выбросила в море.
Тесс погладила ее по руке:
– Мы потом об этом поговорим, ладно?
Но Сильветта не дала себя перебить:
– Я больше не могу здесь оставаться, Тесс. Не могу жить на этом острове. Я уезжаю с ней, с Аксель.
Чужачка словно дожидалась, пока назовут ее имя, – в коридоре послышались ее торопливые шаги. И вот она уже появилась в дверях.
Сильветта взяла Тесс за руку и произнесла почти торжественно:
– Это Аксель Октавиан. Женщина, которую я люблю.
Глава 29
Октавиан.
Это слово было высечено на каменной плите над парадным входом облупившегося барочного дворца.
– Родовое гнездо моей семьи, – сказала София.
Она и в вечерних сумерках казалась необыкновенно красивой юной девушкой, но в дубленке с меховой опушкой выглядела и вполовину не так эффектно, как в ярких костюмах под софитами или при свечах у себя в квартире.
Аура остановилась рядом с Софией на тротуаре и, запрокинув голову, разглядывала старинное пятиэтажное здание неподалеку от Малостранской площади. Фасад с бесчисленными готическими окнами и выступами венчала полукруглая крыша. Вдоль улицы тянулась аркада – семь высоких арок; в глубине, в полумраке скрывался вход.
В этой части города было много величественных зданий, но дворец Октавианов был едва ли не самым большим. Фасад сильно облупился, оконные рамы – когда-то белые – явно нуждались в покраске. Но эти мелкие недостатки не могли ввести в заблуждение: за этими стенами, несомненно, живет одно из самых богатых и знатных семейств Праги.
– А там что? – спросила Аура, показывая направо. Справа от дворца стояло здание на один этаж ниже, с изящной лепниной в стиле модерн. В глаза бросалась огромная арка высотой в три этажа, занимавшая едва ли не половину фасада. Снизу она была на две трети наспех заложена кирпичом; в верхней части виднелись грязные окна – часть разбита и заколочена досками.
Не успела София ответить, как Аура уже обнаружила над входом вычурную декоративную надпись, которую приняла сперва за стилизованный растительный орнамент: «Эмпирей».
