– А мы еще пытались его от них спасти!
– Они же нас защищали!
Лира посмотрела на алхимика. Тот кивнул.
– Мы решили, это потому… ну, потому что они… – пробормотала Лира. – Мы не думали, что у их действий есть какой-то смысл.
– Все на свете имеет смысл, – возразил мистер Мейкпис, – надо только научиться его видеть.
Всего несколько часов назад Лира сама именно это и говорила Пантелеймону, так что возразить ей было нечего.
– И что же, по-вашему, это все означало? – спросила она, несколько сбитая с толку.
– Кое-что о тебе и кое-что об этом городе, Лира. Ты непременно найдешь ответ, если как следует поищешь. А теперь вам лучше идти.
Он с трудом встал и поглядел на крошечное окошко под потолком. С улицы доносились встревоженные голоса и даже крики ужаса: тело ведьмы уже нашли.
– Выйдешь через задний двор и проберешься за кузнечной мастерской. Никто там тебя не увидит.
– Спасибо, – сказала она и спросила, не удержавшись: – Мистер Мейкпис, вы действительно умеете превращать свинец в золото?
– Нет, конечно. Этого никто не умеет. Но если люди думают, что ты дурак и действительно пытаешься это сделать, они, скорее всего, не станут присматриваться к тому, чем ты на самом деле занимаешься. И оставят тебя в покое.
– А чем вы на самом деле занимаетесь?
– Не сейчас. Может, в другой раз расскажу. Ступай.
Он проводил их до двери и объяснил, как открыть калитку между кузницей и тропинкой вдоль канала, а потом закрыть ее снаружи. По тропинке можно добраться до Уолтон-Уэлл-роуд, а оттуда всего десять минут пешком до школы, открытого окна в буфетной и латыни.
– Спасибо, мистер Мейкпис, – сказала Лира на прощание. – Надеюсь, вы скоро поправитесь.
– Доброй ночи, Лира.
Пять минут спустя, уже в Университетском парке, Пантелеймон вдруг сказал:
– Стой. Слушай.
Где-то в темных кронах деревьев заливалась птица.
– Соловей? – попробовала угадать Лира.
– Может быть, – отозвался Пантелеймон. – Помнишь, про смысл…
– Ага. Словно птицы и весь город с ними…
– Защищают нас. Разве это возможно?
Они стояли совсем тихо. Вокруг лежал сонный город, и единственным звуком был голос птицы, но о чем она говорит, им было невдомек.
– Вещи не всегда равны тому, что нам кажется о них на первый взгляд, – задумчиво сказала Лира. – Правда? Например, mensa – это не просто «стол» на латыни, но и множество других вещей, связанных с этим первым значением.
– Но кажется-то именно так, – возразил Пан. – Как будто весь город присматривает за нами. А то, что мы чувствуем – это часть общего смысла, разве нет?
– Да, наверное. Но и это еще не все – есть еще много такого, о чем мы даже не подозреваем… Как все эти значения в алетиометре, за которыми приходится нырять очень глубоко. Разные вещи, о которых ты и не догадывался. Но все это часть целого.
Город, их город… одним из его смыслов была «принадлежность». А еще «защита». И «дом».
Забравшись в незапертое окно буфетной, они обнаружили на мраморном столе остатки яблочного пирога.
– Нам с тобой везет, Пан, – заметила Лира, поднимаясь к себе в комнату. – Вот тебе и еще один смысл происходящего.
Прежде чем лечь спать, они высыпали крошки на подоконник. Для птиц.
