– Мы надеялись захватить заместителя Уоттса, – глубоко затянувшись, продолжил Пондер. – Адмиралы из Комфлота хотели, чтобы мой батальон выступил в полном составе – с кучей бронетехники и воздушной поддержкой. Ну, чтобы местные струхнули и выдали парня без боя. Но город разделился на два лагеря. Не все перешли на сторону отверженцев, и я решил, что сдержанность поможет завоевать умы и сердца.
– Видимо, это было до меня, – хмыкнул Эйвери.
– Вначале все было иначе. Еще оставалось время для переговоров… шанс сохранить мир. – Пондер покачал головой. – Короче, этот парень – моя цель – женился на дочери местного чиновника. Я думал, что тесть испугается, увидев военную колонну у порога. Но потом получилось так, что я оказался в его доме, пил с ним чай в гостиной. – Пондер стряхнул пепел с сигары. – Несколько минут мы болтали ни о чем, чтобы расслабиться. Но когда его жена наливала мне вторую чашку, я перешел к делу: «Мы ищем такого-то, знаете ли вы, где его найти, мы не хотим причинить вреда вашей дочери и так далее». А он смотрит мне прямо в глаза… – Пондер помолчал, глядя в наклонное лобовое стекло. – Он смотрит мне в глаза и говорит: «Настанет день – и мы победим. Чего бы это ни стоило». – Капитан согнул протез, иллюстрируя воспоминания. – Потом он обнял за талию жену моей цели – свою собственную дочь – и поднял руку вот так… Я не сразу понял, что он держит гранату.
Эйвери не знал, что сказать, кроме того, что, продолжив борьбу таких людей, как Пондер, с отверженцами, он видел удивительные и одновременно трагические вещи.
– Я знал, что он не блефует. Он явно был предан их делу. Но убить всю свою семью? Нет, это немыслимо. – Пондер загасил о приборную панель окурок. – Один из моих снайперов думал иначе. Его пуля прошла сквозь стену дома и разорвала парня пополам. Но тот рефлекторно вытащил чеку. – Капитан пожал плечами. – Я упал, укрываясь от взрыва. Но потом все стало еще хуже.
Замкнутое пространство, нервничающие солдаты; Эйвери знал, что «хуже» означает большие гражданские потери, ярость многозвездных генералов и оскорбительная добавка к ранению – понижение в звании.
– Наверное, они хотели, чтобы я досрочно подал в отставку. Но я проглотил обиду, – сказал капитан. – Принял ораву вшивых новобранцев и стал делать карьеру в БПКО. Думал, что оставил Восстание позади. – Он посмотрел на Эйвери, и во взгляде было больше любопытства, чем осуждения. – А потом появились вы.
И опять Эйвери не нашел слов. Но Пондер погрузился в воспоминания о том жутком дне, и некоторое время оба молчали.
В яблоневом саду Эйвери увидел «йотуны» – два огромных сборщика яблок. Они вполне могли валить деревья с помощью механических конечностей. Морпех недавно подслушал спор Хили с одним из рекрутов о точном количестве «йотунов» на Жатве. Медик никак не мог поверить, что на каждого жителя приходится по три «йотуна» – всего почти миллион машин, – пока рекрут не объяснил, что он имеет в виду различные модели: от мелких опылителей до шестиколесных монстров вроде тех, что в саду.
– Забавно, – сказал Пондер таким тоном, что стало ясно: ничего забавного он не видит. – Но поначалу мне не хватало моих солдат, боя и всего остального. Потребовался не один год, чтобы понять, какое же это безумие. Мне сильно повезло выйти из игры. До того, как дела пошли хуже некуда. И мне не довелось совершить ошибки, из-за которых погибло бы еще больше людей.
Эйвери кивнул, хотя вполне мог добавить, что прекрасно понимает его.
Перед ними поднимался Биврест. До известнякового нагорья оставался час езды, но Эйвери, прищурившись, уже мог разглядеть на склоне темные петли дороги, которая приведет их в Утгард.
По обеим сторонам серпантина, разделенные сотнями километров, проходили две линии магнитоплана – мощные монорельсы, которые устремлялись вниз с вершины Бивреста к Иде, в глубину фруктовых садов. Длинный поезд спускался по южной ветке. Казалось, он, состоящий из огромных контейнеров, движется слишком быстро. Морпех предположил, что это порожняк, следующий в ангар, где его дожидаются сотни «йотунов» с урожаем.
– Может быть, Комфлот решил, что вам нужно отдохнуть? – предположил Пондер.
– Может быть, – сказал Эйвери.
Это объяснение было ничуть не хуже других.
– Ну, так начни сегодня. Выпей, потанцуй с девушкой.
Эйвери не сдержал улыбку:
– Это приказ, сэр?
Пондер рассмеялся и хлопнул искусственной рукой по бедру:
– Да, штаб-сержант. Приказ.
К тому времени, как морпехи выехали на дугообразную подъездную дорогу у здания парламента Жатвы, Эйвери узнал о Пондере немало. Борьба с Восстанием заставила капитана пропустить прекрасные события – свадьбу старшего сына и рождение первого внука; он сожалел об этом больше, чем о потере руки.
Морпехи вышли из машины, застегнули медные пуговицы мундиров и надели фуражки с черным козырьком. Эйвери понял, что он теперь не только доверяет командиру, но и уважает его.
В фойе парламента было тесно из-за типичных завсегдатаев: мужчины в легких светлых костюмах в полоску, женщины в плиссированных платьях с глубоким декольте – такая мода, давно забытая в салонах центральных миров, только набирала обороты в провинциальном высшем обществе Жатвы. Некоторые гости пялились на Эйвери и Пондера и шептались. Штаб-сержант с изумлением узнал, что они первые морпехи – первые солдаты, – которых увидели эти люди. Но когда морпехи поднялись по запруженной гостями гранитной лестнице в танцевальный зал, многие любопытные взгляды похолодели. «Может, мы и новшество, – поморщился Эйвери, – но не обязательно приятное». Кажется, борьба ККОН с Восстанием ничуть не популярнее на Жатве, чем в других местах.
– Нильс Тьюн! – прокричал кто-то с верхней площадки. Из красно-белой полосатой ткани высунулась толстая рука. – Вы, вероятно, капитан Пондер?
– Губернатор. – Пондер остановился на верхней ступени и козырнул, а потом протянул руку. – Для меня большая честь познакомиться с вами.
– Взаимно, конечно! – Тьюн оказался таким сильным, что чуть не затащил Пондера на площадку.
– Позвольте представить одного из моих подчиненных – штаб-сержанта Эйвери Джонсона.
Тьюн отпустил руку Пондера и протянул свою Эйвери:
– Ну, Джонсон? – Рыжая борода Тьюна разошлась в широкой улыбке. – Что скажете о нашей планете?
Рукопожатие Эйвери было сильным, но у Тьюна оно парализовало. В его руке была та мощь, что приходит с годами традиционного фермерского труда без помощи громадных машин. Эйвери правильно предположил, что губернатору, несмотря на его силу, давно перевалило за шестьдесят, – он один из первых колонистов Жатвы.
– Напоминает мне дом, сэр. – Эйвери поморщился от боли. – Я вырос на Земле, в Чикагской индустриальной зоне.
Тьюн отпустил руку Эйвери и ткнул себя в грудь пальцем:
– Миннесота! И по материнской, и по отцовской линии оттуда вся моя родня, какую помню. – С широкой улыбкой он проводил морпехов к дверям ярко освещенного танцевального зала. – Вы в хорошем обществе, штаб-сержант, почти все здесь – со Среднего Запада; бросили Землю, когда почва совсем испортилась. Конечно, никто из нас не знал, насколько лучше дела будут обстоять на Жатве!
