Джилан нахмурилась:
– Наверное, мне следовало пригласить кого-нибудь другого.
Она взяла с колен сумочку – не зеркальную, которая была на празднике солнцестояния, а бордовую, как у смертницы. Небрежно сунула руку внутрь, словно хотела найти помаду.
– Осторожнее, мэм! – воскликнул Эйвери. – Это небезопасно!
Надо было подскочить и выхватить сумочку, но ноги будто приросли к полу. Эйвери услышал рев двигателей «шершня» и увидел на стойке его подрагивающую тень. Мальчик за столом начал задыхаться.
– Расслабьтесь, – сказала Джилан. – С вами все будет в порядке.
Эйвери застонал и опустился на колено. Броня стала невыносимо тяжелой. Чтобы не упасть, он уперся руками в перчатках в усыпанный пеплом пол. Сквозь прищуренные глаза увидел отпечатки ботинок: следы безумной пляски морпехов, пытавшихся окружить объект.
Джилан повторила свои слова. Но теперь ее голос казался эхом, гуляющим где-то за стенами столовой, однако говорила она на ухо Эйвери:
– Расслабьтесь. С вами все будет в порядке…
Так и вышло. Мощные лекарства, благодаря которым он пребывал в бессознательном состоянии после схватки на борту грузовоза, были выкачаны из вен, как вода. Он ощутил тягу воображаемого отлива и позволил себе опуститься на дно. Наконец Эйвери медленно открыл глаза.
– Вот и хорошо, – сказала Джилан, стоя рядом с кроватью. – С возвращением.
Эйвери догадался, что видел сон, но удивился преображению женщины. Теперь на капитан-лейтенанте был светло-серый приталенный комбинезон с высоким воротником – повседневная форма офицеров УФР. Она стояла с левой стороны кровати. Справа был губернатор Тьюн.
– Сколько я провалялся? – прохрипел Эйвери, оглядывая помещение.
Он находился в небольшой комнате со стенами кремового цвета и медицинским оборудованием; трубка внутривенной капельницы заканчивалась иглой, сидящей в его правой руке. Пахло антисептиком и отбеленным постельным бельем. Госпиталь, подумал он, и подозрение оправдалось, когда Джилиан взяла графин с каталки и наполнила ледяной водой стакан с надписью «Мемориальная больница Утгарда».
– Почти два дня, – ответила она, протягивая стакан Эйвери. – У вас черепная травма.
Эйвери приподнялся на локте и выпил воду медленными глотками.
Воскресенье… Они с Берном поднялись в «Теплом приветствии» на Тиару и сели в шлюп Аль-Сигни «Путь позора». Штаб-сержантов проинструктировали и вооружили, а в 9:00 они спрятались на грузовозе-ловушке.
– Что с Берном?
– Он в порядке. Зашил рану еще до того, как мы вернулись. Ваш медик высоко оценил его швы. – Джилан поставила графин на столик. – Он спас вас. Успел перетащить на грузовоз, прежде чем другой корабль взорвался.
– Я не помню этого, – нахмурился Эйвери.
– А что вы помните? – спросил губернатор. Казалось, тесное помещение сковывает Тьюна; веселый здоровяк, каким он запомнился Эйвери, теперь выглядел грозно. – Расскажите о миссии подробно.
Эйвери сдвинул брови.
– Палата не прослушивается, и вы единственный пациент в этом крыле, – успокоила его Джилан. Потом кивнула на губернатора: – Я уже сказала все, что знаю.
Эйвери потянулся к ряду кнопок на боковом поручне. Зажужжали моторчики, и кровать подняла его в сидячее положение. Он угнездил стакан на одеяле между колен. Морпех почувствовал себя в родной стихии: стандартный доклад начальству о проведенной операции. Но он говорил лишь с минуту – только начал описывать схватку с инопланетянами, как Тьюн проявил нетерпение.
– Как они общались между собой? – спросил он, сложив на груди большие руки.
– Сэр?
Тьюн потел в хлопчатобумажной рубашке – под воротником и под мышками появились синеватые пятна.
– Вы не заметили какие-нибудь приборы связи? Не обратили внимания, как пришельцы разговаривают друг с другом или с кораблем?
– Нет, сэр. Они были в скафандрах. Как тут поймешь…
– Нас интересует, отправили ли они сообщение, штаб-сержант, – пояснила Джилан. – Сигнал бедствия. Мы могли чего-то не заметить, когда смотрели запись с вашей нашлемной камеры.
– Их командир исчез из поля зрения, – сказал Эйвери. Вспомнились рубиновые глаза и острые зубы инопланетянина и шар плазмы, выросший на пистолете, как блестящее яблоко. – Одна-две минуты максимум. Но у него определенно было время, чтобы отправить сигнал. И там был другой пришелец…
– Опишите его, – взволнованно попросила Джилан.
– Я не успел его рассмотреть. – Эйвери вспомнилось нечто летучее, раздутое, розовое. – Он не участвовал в схватке.
– Он был вооружен? – спросил Тьюн.
– Не могу сказать, сэр.
– Подведу итог. – Тьюн почесал шею под густой рыжей бородой. – Четыре инопланетянина. Может, пять. Вооружены ножами и пистолетами.
– У них были лазеры, губернатор. Фтороводородные, очень точные. – Джилан развела руками. – И это на маленьком корабле. Кто знает, что может оказаться на кораблях побольше.
– Те, кого вы убили, – проговорил Тьюн, растягивая слова, отчего вопрос звучал провокационно, – выглядели… крепче среднего повстанца?
– Сэр? – У Эйвери желудок знакомо стянулся в узел.
При чем тут мятежники?
– Их было четверо, вас – двое. – Губернатор пожал огромными плечами. – И вы победили.
– У нас было преимущество внезапности. Но они действовали дисциплинированно, продемонстрировали хорошее тактическое мышление.
Эйвери собирался в подробностях описать, как ловко инопланетяне маневрировали в условиях нулевой гравитации, когда дверь открылась и в палату вошел генеральный прокурор.
– Дежурный куда-то запропастился. – Педерсен виновато улыбнулся морпеху. – Впрочем, у вас есть все необходимое. Больничная пища, боюсь, везде одинакова. – Затем он обратился к губернатору: – Что-нибудь… неожиданное?
Тьюн посмотрел на Джилан предостерегающе.
– Нет, – твердо сказал он.
В комнате повисла напряженная тишина. Эйвери заерзал на кровати. Очевидно, этот опрос – важная часть какой-то широкой дискуссии, а показания морпеха играют решающую роль в споре между Аль-Сигни и Тьюном.
– Губернатор, – сказала Джилан, – не могли бы вы уделить мне минуту?
– Вы были очень полезны, штаб-сержант. – Тьюн похлопал Эйвери по ноге и направился к двери. – Отдыхайте.
Эйвери сел как можно прямее, натянув трубку капельницы.
– Спасибо, сэр.
Джилан вышла следом за губернатором. Педерсен закрыл дверь со странным кивком – почти поклоном.
Эйвери бросил в рот несколько кубиков тающего льда и принялся грызть. От движения челюстей усилилась боль в затылке. Он нащупал неровную линию – прижженный надрез, через который врачи ввели полимер для сращивания кости.
