– Пророки… – Маккавеус так произнес это слово, что последовавшая пауза наполнилась неким загадочным смыслом.
– Вождь, могу я что-нибудь сделать?
Дадаб заподозрил, что стал невольным участником какой-то теоретической дискуссии и что Маккавеус переживает серьезный кризис. Но вождь в ответ лишь кивнул и неторопливо махнул лапой, отпуская дьякона.
Выходя из трапезной, Дадаб увидел, как Маккавеус шагнул к мозаичному кольцу из черных опалов, отливающих красным, оранжевым и голубым. Дьякон ожидал, что вождь молитвенно возденет руки или каким-нибудь другим жестом почтит этот символ Века Сомнения, как бывало раньше. Но Маккавеус лишь потер кольцо большой двупалой ногой, словно счищая грязь.
Вскоре после этого вождь приказал отправить унггоев на станцию.
– Вставай, Бапап. – Дадаб потер ладони перед обогревательной спиралью. – Пора работать для министерства, и мне нужен способный помощник.
Бапап не встал, и тогда Дадаб подошел к Флиму и вытащил комплект инструментов из груды, на которой тот устроился. Груда просела, и сосущий кашицу унггой едва не свалился. Но смелый жест Дадаба ошеломил мелочного тирана, и тот смолчал.
– Неси ядро, – велел Дадаб Бапапу, водружая на плечо ящик с инструментами. – Нам понадобится свет.
С этими словами он направился к центру станции.
Повернув на ближайшем стыке, он услышал шаги за спиной. Дадаб улыбнулся и сбавил шаг. Бапап догнал и пошел рядом; в руках он нес ядро.
– Куда мы идем, дьякон?
– В пункт управления этого сооружения.
– И что ищем?
– Когда увижу, я пойму.
Для люминария на станции не имелось ничего достойного внимания. Ни реликтов, ни малейшего намека на оракул с планеты, который словно испарился после переговоров.
Но Дадаб знал: на станции должны быть умные коробки инопланетян. Он надеялся, что в них есть информация, которая позволит Маккавеусу установить местонахождение оракула, и тогда мрачная отчужденность вождя сойдет на нет, ведь она, вероятно, вызвана тем, что до сих пор не удалось обнаружить оракул, вождь опасается, как бы его доклад пророкам не оказался совершенно ложным.
По другую сторону стыка, в стороне от мостков, между двумя толстыми проводами, идущими наверх к перекладинам, находилось цилиндрическое сооружение. Каждый раз, когда Дадаб проходил по станции, этот цилиндр бросался в глаза. Во-первых, это было самое большое замкнутое пространство, а во-вторых, его раздвижные металлические двери были плотно заперты. Справиться с ними помог ломик из ящика с инструментами, и вскоре унггои оказались внутри. Энергетическое ядро Бапапа рассеивало тьму мигающим голубоватым свечением.
Короткая лестница вела вниз в неглубокое круглое углубление, где стояли, образуя арку, семь белых башен. Еще не успев снять тонкими пальцами с одной из них легкий металлический кожух, Дадаб убедился, что его смелая догадка о содержимом этого цилиндра верна. Он и надеяться не мог, что его чутье принесет такие богатые плоды.
Каждая башня была набита электронными схемами. Одни находились в знакомых коробах из черного металла, другие плавали в трубках, наполненных чистой холодной жидкостью, – и все это было соединено замысловатой сетью разноцветных проводов. Дадаб понял, что перед ним не отдельные детали, сложенные вместе, а, скорее всего, целостная мыслящая машина. Ассоциативный интеллект, рядом с которым связанные между собой коробки хурагока кажутся примитивной поделкой.
– Ты куда? – спросил Бапап, когда Дадаб двинулся вверх по лестнице.
– На крейсер! – прокричал Дадаб, а потом, протискиваясь в полуоткрытую дверь, приказал: – Оставайся здесь! И никого не впускай!
Дадабу, поспешившему к рукаву, оставленному «духом», пришлось идти мимо поста Флима. Он ни слова не сказал собравшимся унггоям и тем, что стояли у следующего кабельного стыка. Дьякон так боялся, что кто-нибудь из унггоев повторит его открытие, что связался с «Быстрым преобразованием», только когда миновал энергетический барьер.
Джиралханай, услышав просьбу Дадаба срочно прислать десантный корабль, ответил, что придется подождать: два из трех действующих «духов» заняты, а третий держится в резерве. Дьякон заявил, что у него чрезвычайно важная информация для вождя, и тогда дежурный на мостике корабля грубо приказал ему приготовиться.
Некоторое время спустя Дадаб стоял в кабине «духа» возле молодого джиралханая с редкой коричневой шерстью и пятнистой кожей. Звали его Калид, и он молчал, пока «дух» не приблизился к «Быстрому преобразованию». По своему переговорному устройству Калид получил сообщение, слышимое ему одному.
– Мы должны подождать, – прорычал джиралханай, чьи пальцы порхали над рядами голографических клавиш перед сиденьем пилота.
По тону спутника Дадаб понял, что лучше не возражать против этой задержки, – он и так уже исчерпал квоту своего везения, вытребовав незапланированный полет. Но Калид сам назвал причину, словно для него единственный способ понять смысл сообщения – повторить его вслух. – В ангаре идет бой.
Нетерпение Дадаба тотчас сменилось паникой, когда он подумал о Легче Некоторых, который парит в своей мастерской, совершенно беззащитный. Но хотя горькая, жгучая вонь заполнила кабину «духа», выдавая испуг пилота, – Дадаб знал, что Калид будет подчиняться приказам. Оставалось одно – ждать.
Маккавеус всю жизнь либо причинял боль другим, либо терпел ее сам. У него был очень высокий болевой порог, но резь в сломанном бедре оказалась почти невыносимой. Воренус, сидевший за штурвалом «духа», когда вождь получил травму, обездвижил его ногу магнитным фиксатором. Но Маккавеус знал, что потребуется полный цикл в хирургической палате «Быстрого преобразования», прежде чем он сможет сосредоточиться на чем-нибудь, кроме боли.
К несчастью, даже такого отдыха он не получил. И неизвестно, когда получит. В ангаре катастрофическая ситуация, и, если не принять срочных мер, она еще сильнее ухудшится.
Палуба вокруг «духа» вождя была устлана мертвыми янми’и. Сосчитать их не представлялось возможным, шипомет Тартаруса поработал на славу – кто не разорван на куски, от того осталась сочащаяся оболочка. Уцелевшие янми’и со злобным гудением улетели к вентиляционным шахтам и потолочным балкам; вращая стреловидными черепами, они с помощью своих антенн пытались найти путь в переполненном воздушном пространстве. Яростно хлопая крыльями, один спикировал на Тартаруса, но превратился в желтый фонтан собственных внутренностей, когда раскаленные докрасна шипы пробили его хитиновый щит и вонзились в правый борт.
– Успокойтесь! – Тартарус обвел оружием взбешенный рой. – Успокойтесь, или ляжете все!
Коммуникационное устройство перевело его слова на примитивный язык янми’и; какофония высоких щелчков напоминала стрекот их жестких крыльев.
Маккавеус собрался с силами и закричал:
– Не стреляй!
– Они налетят снова, – ответил Тартарус.
