Я протиснулась в узкий проход между тумбой и секретером – Мария Германовна сознательно расставила мебель так, чтобы перебирать по ней руками, не прибегая к костылям и не перетаскивая их из одного конца комнаты в другой, – и подошла к окну.
– Мария Германовна, я хочу попросить вас об одолжении, – разглядывая заоконную темень в желтых луковицах фонарей, сказала я. – Вы, наверное, успели немного изучить жильцов дома напротив, да?
– Конечно, – усмехнулась актриса. – Развлечений у меня мало.
– Сейчас я напишу письмо, – медленно проговорила я, – не могли бы вы, если… если мне придется срочно уехать, переправить послание высокой седовласой даме. Такой, в золотистой каракульче, представляете?
– Представляю. А в чем собственно дело? – забеспокоилась соседка.
– Пока ни в чем, – мрачно обманула я. – Но… ведь вы сможете это сделать?
За занавеской, скрывающей вход в комнату, хлопнула дверь. Пуская на постой в смежную комнату жильцов, последний из которых оказался «мужем», Мария Германовна отделила вход в свою комнату подобием тамбура из занавески, и постоялец сначала попадал на половину актрисы и лишь потом, за занавеской, проходил к себе. Вредные троцкисты не разрешили Марии Германовне прорубить еще одну дверь из коридора в комнату постояльца, видите ли, многочисленным сундукам эта дверь жить помешает.
– Ой! Лешенька пришел! – воскликнула соседка, и толстый Филарет спрыгнул с ее колен и помчался проверить, – чего это им Лешенька принес. Может быть рыбки?
Но «муж» Марии Германовны только крикнул «Это я!» и, не показавшись из тамбура, прошел на свою половину.
Никто в коммуналке не знал, сколько инженер Сидорчук заплатил актрисе Игнатовой за фиктивный брак и прописку. Тема эта, что благородно, почти не обсуждалась, так как каждый троцкист знал, сколько соседка тратит на лекарства (мы все бегали для нее в аптеку) и на эту тему было табу. Даже Гарик Лопата не встревал.
Кот Филарет и актриса оживились с приходом жильца, устремили к нему все интересы, и я напомнила о себе легким кашлем.
– Да, да, Сонечка, я тебя слушаю, – улыбнулась Мария Германовна.
– Вы передадите письмо?
– Конечно. Попрошу Лешу, он отнесет.
Я невольно оглянулась на стену, разделявшую две комнаты, и неловко спросила:
– А когда Алексей Петрович пришел с работы? Только что?
– Нет, – удивившись подобному вопросу, ответила актриса. – Он в магазин выходил. А в чем, собственно…
– Ни в чем, – перебила я. – Но не могли бы вы передать послание с кем-нибудь из своих учеников? – Актриса Игнатова подрабатывала, ставя речь слушателей школы актерского мастерства при городском драмтеатре. Изгоняла из речи всяческие «как бы», «хы», вместо «гы» и убирала оканья волжан.
– Хорошо, – очень, очень удивленно кивнула Мария Германовна. – Но в чем дело, ты можешь мне объяснить?
– Нет. Извините. Но это очень важно. Письмо должно попасть в руки Ирины Яковлевны Туполевой.
– Туполевой? – переспросила актриса. – А почему ты не можешь отправить его по почте?
– Извините, но не могу. Ирины Яковлевны сейчас нет дома, а почтовый ящик может опустошить кто-то другой. Соседи или родственники.
– А когда она появится, эта твоя Ирина Яковлевна Туполева?
– Думаю, скоро, – горько усмехнулась я. Приедет сына хоронить.
Шагая в комнату Марии Германовны, я очень надеялась, что ее мужа-постояльца не будет дома. Я бы попросила у соседки разрешения написать письмо с изложением последних событий за ее письменным столом, поскольку не была уверена, что присутствие рядом мертвого Кирилла не сведет судорогой испуга пальцы и я вообще смогу выполнить задуманное. Я не знала, кто из соседей пустил в дом убийцу, кто указал на мою дверь, наверняка я была уверена в одном: только малоподвижная актриса Игнатова не принимала в этом участия. Мария Германовна с трудом ходит, и всех ее гостей и учеников встречает и провожает до комнаты кто-нибудь из соседей.
Присутствие Алексея спутало все планы. Ни один из жильцов колабановского дома не должен знать о письме! Иначе намеренье бесполезно, в нашем доме не умеют хранить секреты. И мне осталось только попросить напоследок:
– Мария Германовна, пожалуйста, не рассказывайте никому о моей просьбе. Ни Леше, ни даже Филарету, – пытаясь острить, я снимала возникшее в комнате напряжение. – Это на самом деле очень, очень важно. Хорошо?
– Как скажешь, – актриса пожала плечами.
Если слова в состоянии описать ужас, который я испытывала, шагая по коридору к двери в мою комнату, то слова эти следует выписать кроваво-красной тушью готическим шрифтом. Но ни один словарь не в состоянии выдать нужное мне количество синонимов слова УЖАС. Он был материальным, густым, зубастым. Царапал кожу, грыз внутренности и слепил глаза. Я почти ничего не видела. Все заслонило собой видение тела мужчины на стуле у окна. Мне казалось, что я ступаю по тротуарам ада. Первый раз я досконально поняла суть поговорки: «Благими намереньями вымощена дорога в ад».
2 часть
Тротуары ада
Тошнота ворочалась в желудке холодными змеиными кольцами. Отвернувшись от окна и сцепив зубы, я сидела у письменного стола и, стараясь не упустить ни одной детали, подробно описывала наше с Кириллом знакомство, его ночевку в моем доме и последнюю просьбу. Сосредоточившись на числах, скрупулезно выписывала по часам время визитов Борисова к Белле и понимала, что подобным вниманием к чужим тайнам, могу лишь навредить и выказать себя в нелицеприятном свете, но все же писала, так как не могла знать заранее, чего в этом описании получиться больше – вреда или пользы. Я придерживалась правила: хочешь выплыть сама, топи других. Время благородных принципов закончилось, наступили другие законы.
И я тонула. Захлебывалась в чужих кровавых секретах и не знала, в каком направлении плыть. Я могла только бороться, а в этой битве не было места благородству. На кону стояла жизнь. Я могла предположить, что меня даже не довезут до камеры или придушат уже в ней, – мертвое тело на стуле слишком наглядно свидетельствовало о решительном настрое врагов. Письмо, которое я старательно выписывала, оставалось последней надеждой, шансом на торг, если хотите. Предположительно, я не могу рассчитывать на беспристрастное следствие, предположительно, я не смогу доказать свою невиновность, но если это письмо когда-нибудь попадет в руки Назара Туполева, то… может быть, хотя бы он мне поверит?
Кто-то очень грамотно выбрал козла отпущения и мне уже не выпутаться. Стоит только следователю взглянуть на кухонный нож, торчащий из спины Кирилла, как приговор будет вынесен – убийца Софья Иванова. Она же любовница, она же «медсестра из лечебницы».
Но как, как убийцы вычислили Кирилла, как узнали, у кого он скрывается?!
Сто раз я задала себе этот вопрос и получила два ответа: либо настучал кто-то из троцкистов, тот же Лопата, например, либо… убийцы отследили мой звонок Тушкоеву по мобильнику Кирилла. Это сделать технически несложно – выяснить номер абонента и привязать его ко мне. Душмана даже спрашивать ни о чем не надо. Достаточно пробить его по базе данных, узнать, что Ибрагим Асланович владеет торговой точкой у дома Туполевых, и выяснить адрес продавщицы, работающей в тот день. Об этом с удовольствием проинформирует криминальная «крыша» дорогого Душмана, так как эти парни регулярно запасаются пивом в нашем ларьке и продавщиц знают поименно. Если господин Борисов умный человек, то связать воедино два факта – исчезновение Кирилла у клеток зверинца и последующий звонок владельцу палатки, – он сможет быстро.
