– Я доверяю тебе только потому, что тебе почему-то доверял мой брат. Но на этом все. Когда ты начнешь дурить…
– Я не буду, – сразу пообещала я и положила диктофон в карман.
– Надеюсь, ты понимаешь, что диктофон всегда должен быть включен и при тебе. Всяческие увертки исключаются.
– Я понимаю.
Борисов встречал нас на крыльце дачи, окруженной лесом и высоким забором. Выглядел владелец чепухи и казино, прямо скажем, неважно. Растрепанные рыжие волосы, ухоженная когда-то бороденка всклокочена, и только рубашка, судя по сгибам ткани, надета свежая.
– Здравствуй.
– Здравствуй. – Любовники обменялись легкими пожатиями пальцев. – Это Софья, – представила меня Белла, и мы, поеживаясь от неловкости и холода, прошли в небольшую теплую комнату.
– Садитесь, – Борисов взмахом руки указал на низкое кресло, сам сел на диван и взял за руку Беллу, присевшую рядом с ним. – Я вас слушаю.
– Василий Федорович, вы принимали участие в убийстве Кирилла Туполева?
Василий Федорович-Генрих Восьмой выпучил глаза, разинул рот и, кажется, подавился воздухом. Спустя несколько секунд вместе с каким-то сипением раздался звук:
– Что-о-о-о-о?!
– О-о-о, – простонала Белла и тут же закрыла рот обеими руками и начала раскачиваться.
Не знаю, какой из меня физиономист, но любая, обладающая хоть каплей интуиции женщина, способна почуять фальшь. В том, как отреагировали любовники на известие, фальши не было. Со мной они чувствовали себя в относительной безопасности, подвоха не ожидали, и реакция получилась более чем натуральной. Случись им узнать о смерти Кирилла от Назара Туполева, или, не дай бог его бригадиров, реакция могла измениться просто под влиянием напряжения. В присутствии разъяренного Назара людей сковывал страх, и не исключено, что паника сыграла б с Беллой и ее любовником дурную шутку: они уже чувствовали вину и могли замкнуться, опустить глазки и тихо-тихо, невразумительно поскуливать.
Поэтому я сюда и ехала. Хотела прежде всего взглянуть на реакцию и уж потом, в зависимости от нее, пускаться в разговоры.
– Когда? Как это случилось?! – простонала Белла.
– Вчера в семь часов вечера.
– Его застрелили?
– Нет. Ударили ножом в спину.
Любовники недоуменно переглянулись.
– Ножом? – переспросил Борисов. – В спину? Где?! Как?!
– Это не важно. Скажите лучше вот что. Вы слышали о Коумелле?
– Коу… что? – протянул Борисов.
– Что-то слышала, – кивнула Белла и наморщила красивый гладкий лоб под безупречной челкой. – По-моему это остров в океане, где-то рядом с Фиджи. Да?
Пожалуй, я могла заканчивать свою миссию и возвращаться к Туполеву. Эти голуби здесь ни при чем. Любовники находились в таком шоке, что были просто не в силах придумывать и что-то изображать.
Кстати сказать, на вопрос о Коумелле Борисов и внимания-то толком не обратил, – сидел, оторопело скреб толстыми пальцами в бороде и, испуганно пуча глаза, бормотал:
– А я-то думаю, чего это он так за меня взялся?! Ну, понимаю, морду там набить, ребра пересчитать, но… он же бригаду в казино зарядил! Администратор час назад звонил – говорит, крушить скоро все начнут. Неужто, думаю, все из-за Беллы?! Не по-мужицки как-то… А тут, оказывается… такое…
– Василий Федорович, ваши ребята возле дома Беллы дежурили? – спросила я.
– Да, мои. Но я-то хотел с Кириллом только поговорить! Извиниться! – Белла фыркнула, и Борисов развернулся к ней: – Да! Он же по телефону не отвечал, сбежал куда-то! Случись что, с меня Назар три шкуры спустит!!
– Вы по этому и бежали за ним позавчера вечером?
– Да! Думал, догоню, поговорим!
– Кирилл думал, что убил Беллу, – тихо объяснила я.
– Что?! Ах, да… – Василий развернулся к любовнице. – Я тебе говорил?! А ты «Милицию, милицию, он на меня руку поднял!». Допрыгались, мать твою…
– Сам хорош, – огрызнулась Белла.
– Так, спокойно, товарищи. – Я примирительно подняла ладони вверх. – С вами все ясно.
– Что теперь будет? – устало сдулся владелец казино.
– Не знаю, – ответила я, так как врать не хотелось. – Но думаю, вам лучше не показываться в городе некоторое время.
Борисов кивнул, а Белла тихо спросила:
– Как долго?
– Не могу представить. На думаю… надеюсь за дня два, три управлюсь…
– С чем? – в один голос спросили товарищи.
– Не важно. Для вас, пожалуй, это уже не важно.
– Вы нам поможете? – Взгляд бесподобной мадам Зеро блеснул надеждой. – Пожалуйста…
О, господи! Знала бы она, кого молит о помощи! Продавщицу из ларька на углу своего дома. Первый раз за этот день я порадовалась, что не зря надела крашеного бобра.
Туполев три раза прокрутил мой разговор с Борисовым и Беллой. Мне очень не хотелось возвращаться в огромный, полный вооруженной охраны дом, но на свидание с невесткой Назар отпустил меня с одним условием: я должна вернуться обратно. Своими ногами или…
– И все-таки морду я ему набью, – хмуро сказал Туполев и выключил диктофон.
– Набей, – согласилась я. – Но все же помни – Беллу заставили выйти замуж за твоего брата. Ведь так было?
Почему-то мы снова были на «ты». Туполев всегда сам выбирал дистанцию, и почему-то казалось, что сейчас мне позволено это обращение.
Впрочем, из-за усталости я об этом не думала, вежливость отключилась сама собой. Я сидела в уже теплом кожаном кресле и пила апельсиновый сок с каплей водки. В коридоре перестали топать каблуки мужских ботинок, полки ушли на зимние квартиры, войну отложили до завтра или хотя бы до моего возвращения.
После того как мне удалось уговорить Беллу и встретиться с Борисовым, Назар начал поглядывать на меня с некоторым уважением, и это новое отношение к последней подруге брата, выразилось в вопросе:
– Но кто тогда? – Туполев встал и, обойдя кресло, остановился у камина. – Кто это сделал?
– Самоед, – очень спокойно сказала я.
– Что?! Кто?! – Назар развернулся и посмотрел на меня с недоверием.
– Самоед, – повторила я. – Он устал ждать и решил выманить тебя на похороны брата. Ведь ты бы приехал хоронить родного брата?
– Ты думаешь? – Медленно обойдя в который раз кресло, Назар вернулся на сиденье и уставился на меня. – Ты думаешь…
– Я почти уверена. Самоед выманивает тебя в город. И я знаю, где его искать.
– Ты? Знаешь? Где искать Самоеда? – Раздельно и слегка раздраженно произнес Туполев. Лицо его приобрело выражение брезгливого высокомерия. – А ты не заигрываешься, девочка?