Может быть, позвонить Туполеву и поделиться выводами? Если уж я до всего этого додумалась, то его спецы вмиг разберутся, кто есть «ху» – круг подозреваемых уже очерчен вторым этажом колабановского дома. Ребятки тихонечко повяжут инженера, Гарика и Мишаню, тихонько потрясут всю троицу и проверят: есть ли у Лопаты тетушка-родственница, какой из себя инженер Алексей Петрович и была ли вообще жена у Миши Коновалова? Чего им стоит?! Я же не комиссар Мегрэ!
Но, признаться честно, Назар Туполев уже положил кусочек сахара в мышеловку для усердной мыши. Восемьсот тысяч евро стоит этот кусочек. Если я только очерчу круг подозреваемых, смогу ли я с достоинством принять эти деньги и чувствовать их заслуженными?
Не уверена. Вдруг я ошиблась, и Самоед только поддерживает связь с кем-то из жильцов коммуналки. Вдруг он исчезнет при малейшем проявлении интереса к трем троцкистам?! Вдруг все гораздо сложнее, чем выглядит?! Тут уже дело касается не только денег. Он продолжит убивать, и каждая новая смерть ляжет на мою совесть.
Боже, ну почему все так сложно! Почему я вечно сомневаюсь, ищу, просчитываю варианты и никак не могу с собой договориться?! Казалось бы, чего проще – один звонок Туполеву и все сомнения разрешатся.
Но рано. Пока я ничем не рискую, сижу тихой мышкой у Анны Леопольдовны и освежаю кабинет Великого Хирурга сигаретным дымом. Пока можно подождать. Не исключено, что Самоед давно собрал манатки – винтовку, оптику и пару сменного белья, – и скрылся в неизвестном направлении. Я бы на его месте так и поступила. Если уж Софья Иванова смогла додуматься до его существования в доме Колабанова, то специалисты-аналитики из группы Туполева, сделают это тем более.
Впрочем… как сказать. Может быть, именно это странное невнимание к его персоне и показывает – реальной опасности нет. Охранники Туполева не громят квартиру, следователь не опрашивает соседей, только нелепое послание на доске объявлений и говорит о некотором внимании к убийце. Пожалуй, я все делаю правильно. До тех пор пока вокруг колабановского дома тишь да гладь, Самоед останется там и будет ждать.
Я достала из тумбы-бара элегантную бутылочку с какой-то иноземной травяной настойкой, – может, полезная, а? – накапала ее в крошечную серебряную рюмочку и медленно выпила.
Оказалась в красивой бутылке содержалась редкая гадость. Но выходить из кабинета за чем-то сладким не хотелось. В небольшом квадратном зеркале у двери я несколько раз встречалась глазами с отражением, и скажу откровенно, – увиденное в нем, меня перепугало. Я смогла хоть как-то договориться с совестью, умудрилась причесать-пригладить нервы, уговорить желудок не вибрировать, но лицо, кожа и глаза не поддавались. Особа с землисто-серыми щеками, провалившимися в черноту глазами и высохшими губами смотрела на меня из зеркала. Старуха Изергиль какая-то. Еще день-два такой жизни, и о былой привлекательности можно позабыть навеки.
Плюнув на здоровье и прикурив очередную сигарету, я села на подоконник и посмотрела на улицу. Думать об убийце надоело до тошноты. Я полюбовалась площадью перед драмтеатром, порадовалась за нормальных людей, спешащих по своим делам, и попыталась мечтать.
Начало девичьих мечтаний получилось, как всегда, напыщенным и глупым. Я и олигарх в огромной комнате с камином. Туполев протягивает мне толстенную пачку денег (почему-то, вероятно для наглядности, восемьсот тысяч евро одной пачкой) и с благодарностью произносит: «Возьмите, Софья. Вы это заслужили». Иванова встает в позу, медленно отводит от себя крепкую мужскую руку с иноземными деньгами и с пафосом выводит: «Как вы, однако, гадко думаете обо мне… Не надо денег. Я действовала бескорыстно». Стоит еще добавить любимую мамину поговорку про бедных, но гордых, и ужасная история получает душещипальный финал: благонравная Иванова великодушно возвращает миллионеру деньги его брата. Аплодисментов не будет, зритель замер в восхищении.
Бред сивой кобылы. Однозначно. Если уж мечтать, то о пляже на Канарах. Игры в благородство выглядят красиво, но несуразно. Назар четко дал понять: деньги брата ему не интересны. Ему нужна спокойная жизнь, а это стоит дорого.
Но мамочка воспитывала меня в бессребреницах. Уму непостижимо вообразить за раз такую пачку денег, как восемьсот тысяч евро. Моего воображения хватает на восемьсот в рублях. Все остальное от лукавого. «Деньги надо заработать, – всегда говаривала мамочка. – Честный труд, спокойная совесть и открытый взгляд должны сопровождать тебя всю жизнь».
Хорошо было ей о честном труде рассуждать, ее миллионами не соблазняли. А как мне – исхудавшей, бледной и измученной – отказаться?! Я нормальная российская деваха двадцати четырех лет. С какими-то принципами («какими-то» они стали после того, как была озвучена их цена – восемьсот тысяч евро, меня заклинило на этой цифре), с неплохими мозгами и нормальными, нормальными желаниями. Я не хочу месяцами копить на новый тюль в квартирку на окраине, я бы хотела прийти в магазин и заказать красивые шторы с пышными ламбрекенами. Я хочу красивую мебель в уютный дом. Я не желаю, не желаю всю жизнь копить, копить, копить!! Мне противно унижаться и искать богатого мужа! Я мечтаю о хорошем парне, большом доме, полном детей…
– Софья! – После троекратного стука дверь распахнулась, и в кабинет зашла Анна Леопольдовна. – Звонит Инночка Серова. Что ей сказать?
Инночка Серова – подруга-нотариус моей свекрови. Утром Анна Леопольдовна не могла ей дозвониться и оставила сообщение на автоответчике.
– Скажите, пожалуйста, что ничего не надо. Спасибо, Анна Леопольдовна, я передумала.
Свекровь скрылась за дверью, и я усмехнулась ей вслед. Как много меняется во мне с каждым часом. Например, вчера ночью я собиралась бегать по городу и вычислять неточности в легенде киллера. Еще утром я уговаривала себя быть усердной, трудолюбивой и деятельной. Сейчас, свесив ноги, сижу на подоконнике и уговариваю себя стать жадной. Неправильно меня воспитывала мама, неподходяще для этой жизни. Другая ушлая девица не сидела бы сейчас на подоконнике, а давно, вскрыв информацию в ноутбуке, смылась за кордон.
«И получила б пулю в голову с приветом от Назара Туполева, – пришла мысль. – Где-нибудь на Карибах или Лазурном Берегу, но Назар бы точно меня достал».
Нет, не достал. Его бы самого похоронили через неделю после моего отъезда. Убийство брата на квартире некой «любовницы» не навело б его на мысль о Самоеде. Назар приехал бы на похороны брата и схлопотал кусок свинца.
Н-да. Пожалуй, если бы я не осталась в городе, все так и произошло бы. Значит, получается, что эти деньги я заслужила? Оказывается, стоит только хорошо подумать и оправдание всегда найдется.
Вздохнув, я затушила сигарету и отправилась к Анне Леопольдовне. С кухни давно тянулись запахи жареной картошки и котлет.
* * *
Самоед позвонил утром в половине одиннадцатого. Весь вечер и половину ночи я как идиотка сидела в кабинете Великого Хирурга и боялась выйти. Боялась потерять сосредоточенность и отвлечься на разговоры с Анной Леопольдовной, боялась уткнуться в телевизор и просто рассеяться. Сжатая как пружина, я сидела то в кресле за столом, то на подоконнике, смотрела в окно и не давала себе расслабиться.
