– Оставь ее, Иван, – сказал вдруг Туполев, и генерал, которому показалось, что я уже на привязи, уже стою у колышка и призывно блею, расстроился до невозможности:
– Как это оставь, Назар?! У нас все готово! Софья, дайте ключи от дома, ребята дубликаты для группы захвата сделают. – Он протянул руку, но ключей не получил.
Я, задрав голову, смотрела на Назара, и он впервые за этот час не отводил взгляда. Стоял у камина набычившись, как всегда, засунув руки в карманы брюк, смотрел исподлобья, и в глазах застыла такая тоска, что я невольно поежилась. И достала из кармана куртки ключи.
Генерал подхватил связку и довольный унесся в коридор.
– Спасибо, Софья, – негромко сказал Туполев. – Ты ведь знаешь, я все это делаю не ради себя, я не могу простить ему Кирилла… Если б не Кирилл, я бы давно прекратил весь этот балаган.
– Знаю, – кивнула я. – Мы его поймаем. Ради памяти Кирилла.
Генерал носился где-то с указаниями и готовил возвращение блудной овцы к троцкистам, Назар сидел на диване в позе кучера и рассматривал носки своих ботинок. Молчание давило, надо было что-то сказать, но ни он, ни я не знали, о чем тут можно разговаривать. Мужчина оставался дома, женщина шла на войну – невозможное положение.
Я нарушила тишину и спросила с улыбкой:
– Я могу попросить награду?
– Все, что угодно, – кивнул Назар.
– Не наказывай, пожалуйста, Беллу и Генриха Восьмого. Они друг друга любят, я это видела.
Туполев задрал голову вверх и хрипло, нервно рассмеялся:
– Ты нереальное существо!
– Наверное, – согласилась я.
Назар потер плохо выбритую щеку ладонью, ухмыльнулся и вдруг сказал с какой-то непонятной грустью:
– Знаешь, со мной в классе училась одна девчонка. Правдоискательница и праведница. Всегда на собраниях, всегда за справедливость и правду матку в глаза. Я ее терпеть не мог. Совершенно не выносил. У нас была разная группа крови. Но завтра, или даже сегодня, я пошлю ей цветы.
– Ты считаешь, что я на нее похожа? Ты это хочешь сказать? – почему-то с обидой спросила я.
– Да. Извини за банальность, понимаю, как глупо это звучит, но ты такой же стойкий оловянный солдатик. Мне так кажется.
Если вспомнить сказку Андерсена, сомнительный комплимент. И я приняла его с оговоркой:
– Надеюсь, Самоед мне ногу не отрежет.
– Так, дорогие мои, – с интонацией Регины Дубовицкой в комнату вернулся генерал. И разрушил кованными сапогами атмосферу романтических воспоминаний. А дал бы нам с Туполевым еще пять минут поболтать, глядишь, магнат всему классу букеты бы отправил. Пустячок вроде, а людям приятно. – Софья Николаевна, ваши ключи вам вернут на месте, – генерал оставил отеческие замашки и теперь разговаривал со мной уважительно, на равных. – Ребята сделают дубликаты и встретят вас на остановке. Где вы хотите выйти?
– За квартал от дома, – тихо сказала я и поднялась. – Мне уже пора?
– Увы, – без тени печали хрюкнул мент. – Время работает против нас.
Туполев вышел проводить меня до машины и, когда увидел, что начальник личной охраны усаживается на переднее сиденье автомобиля, недовольно нахмурился. Так мне показалось. Но Антон на шефа даже не взглянул, захлопнул дверцу, и машина тут же тронулась.
Улицы города заполнялись людьми, спешащими с работы домой, машины медленно двигались по перегруженным автострадам, я смотрела в лобовое стекло и думала о том, как странно закончился мой разговор с двумя мужчинами. Я ехала отказываться, но согласилась помочь, собиралась предложить интеллектуальную помощь, а меня вежливо ткнули мордой в салат. Я всего лишь очередной оловянный солдатик в шеренге войск Туполева. Меня обманули, обласкали и отправили на амбразуры. Дай бог здоровья Белле и господину Борисову, надеюсь, помянут добрым словом и принесут букетик к вечному огню, к сгоревшей брошке и кусочку расплавленного олова.
– Приехали, Софья Николаевна, – сказал Антон, но остался сидеть.
Я вздохнула и выбралась из машины. Антон вышел вслед за мной, захлопнул дверцу и подошел вплотную.
– Софья Николаевна… – начал он, но я перебила с усмешкой:
– Еще раз скажешь «Николаевна», и я в тебя плюну.
– Софья, – согласился он, – не бойтесь ничего. Точнее, бойтесь, будьте очень осторожной, но… я вам обещаю, что сделаю все возможное для вашей безопасности.
– Спасибо, – сказала я, сжала его руку под черным рукавом пиджака и медленно отправились прочь с пустынного двора.
Антон смотрел мне вслед. Дверца машины не хлопала, мотор не урчал, Антон смотрел мне в спину.
Как это все печально.
* * *
В коммуналке случился вселенский канализационный потоп. Братья-троцкисты сновали с ведрами и тряпками и ждали вердикта сантехников: два хмурых знакомых мужика из нашего ЖЭКа пытались извлечь из толчка некую затычку. Из-за этой преграды почему-то лопнула труба, и сантехники старались представить вредный предмет для всеобщего обозрения и осуждения.
– Повезло тебе, Софья, – буркнул Коновалов. – Только ты можешь быть уверена, что не твоя тряпка забила унитаз.
– Давно трудитесь? – спросила я, размышляя, стоит ли снять ботинки или в уличной обуви пока походить.
– Часа полтора. Сантехники говорят, в трубе что-то застряло, ржавое железо не выдержало напора и, говно, простите, в магазин протекло.
– Вот беда-то, – согласилась я и пошла в свою комнату.
В ней ничего не изменилось. Уходя на свидание с Туполевым у касс Речного вокзала, я тщательно убралась, вытерла пыль, расставила учебники и книги в должном порядке. Если бы в эту комнату с печальным или служебным визитом зашли люди, то увидели бы келью воспитанной девушки и примерной студентки. Заподозрить грязные помыслы в столь образцовой мадемуазель не просто, я постаралась.
Привычные вещи, фотография котят в клубках шерсти на стене трогала до слез, я сняла ботинки у порога комнаты и прошла к окну. В квартире Туполевых не горело ни единого огонька, невзирая на пугающие серо-фиолетовые сумерки, я тоже не хотела включать свет, села у подоконника, поставила на него локти и начала ждать.
Спросите чего? Не знаю. Звонка мобильного телефона и сигнала «Отбой, Софья»; движения серых людей в бронежилетах к наружной лестнице; или, может быть, прихода Самоеда. Чего-то ждала.
В коридоре топали кирзачи сантехников и шумели, ругались соседи, высоким фальцетом в общем гомоне выделялся обеспокоенный голос Лопаты. Голоса перемещались – от кухни до лестницы и обратно, накал страстей повышался, и наконец с истерическим выкриком «Сонька!! Выйди!!», на мою дверь опустился чей-то кулак.
Я таки вышла. И уперла руки в бока.
– Что надо?
– Сонька, скажи им, что не моя это майка!! – визжал Гарик и отпихивал от себя ведро с некой серой субстанцией.
