И тут до меня дошло – Якова Дмитриевича привели фиктивно жениться на Софье Николаевне! Всеобщее смущение вызвано единым мотивом: три скромных российских интеллигента неловко себя чувствуют, когда предпринимают любые шажки в сторону объегоривания родного государства.
Я расслабилась и первый раз хлебнула чаю. Травить потенциально выгодную невесту здесь не будут.
Потом, окрепнув мыслями и голосом, дабы не заставлять стыдливых интеллигентов самостоятельно расставлять все точки на «Ё», взяла слово:
– Яков Дмитриевич, у меня претензий нет. Хотите, распишемся. Но как на это посмотрит ЖЭК?
– Нормально, – оживилась Мария Германовна, – мужа к жене всегда пропишут. – И несколько смущенно: – Ты на нас не сердишься? Что мы вот так, с бухты-барахты…
– Все нормально, Мария Германовна, – улыбнулась я.
– А коньячку? – совершенно воспрянул духом Алешенька и потер руки. – Так сказать, для закрепления… союза?
Я фыркнула:
– Рано еще закреплять.
– Ну, тогда обмоем соглашение, – не меняя показного веселья, согласился инженер.
– А, давайте! – Я махнула рукой.
– Яков нам сейчас стихи почитает, – радостно щебетала Мария Германовна. – Он ведь у нас поэт, Софьюшка.
«Какая честь, – подумала я, – замуж за поэта отдают».
Скорее всего, у поэта Якова была тяжелая жизнь. Все его стихи в тягучей рифме рассуждали о смысле бытия и тяготах любви. Все стихотворные красотки были бледны и воздушно-прекрасны, поезда проезжали мимо, а тучи клубились над домом любимой.
«Может быть, Мария Германовна не хотела меня расстраивать, и Яша вдовец? – в какой-то момент подумала я. – Или декаданса в детстве перечитал?»
Яшин бас мерно рокотал, Мария Германовна даже слезу утерла, слушая о «бледной невесте на желтой скамье», я пила хороший чай и плохой коньяк, и забывала о течении времени. Инженер Сидорчук смешил компанию рассказами о своей учебе в Высшей военно-космической академии им. Можайского и попытках его друга Мишки улететь в космос.
Телефон в левом кармане длинной кофты молчал, электрошокер оттягивал второй карман и тоже не взывал к действию. Я думала о том, что в связи с космической академией выяснить прошлое инженера Сидорчука, может быть действительно не так просто, генерал Иван Артемьевич не зря намекал. И в этих намеках нет ничего криминального, только государственная тайна. Хорошо, что я согласилась прийти, сходить замуж и попить чаю с коньком. Хорошие ребята собрались у Марии Германовны.
В половине десятого примерный гость начал собираться домой, но актриса с инженером настойчиво уговаривали его остаться на ночь:
– Яшенька, зачем куда-то ехать на ночь глядя? – всплескивая руками, чирикала Мария Германовна. – Завтра вы с Алешенькой вместе на работу пойдете, отсюда вам ближе. Постелите раскладушку в той комнате и ночуйте на здоровье.
Ласковые увещевания возымели действие, пиит поупирался немного для приличия и достал из портфеля зубную щетку.
Я пожелала всем спокойной ночи и отправилась к себе. Когда все закончится, проставлюсь Германовне хорошим коньяком, уж больно вовремя она меня в гости пригласила. Я перестала нервничать, прекратила вздрагивать от резких звуков и бояться собственной тени. Заперла дверь на замок, оставив ключ в замочной скважине, приладила дверной крючок как можно крепче и, включив телевизор на минимальную громкость, как была в спортивном костюме и футболке, улеглась в постель поверх одеяла.
Что-то задерживается с визитом этот чертов Самоед, думала я в полудреме и начинала проваливаться в сон. Дверь заперта, вокруг люди, где-то Антоша с генералом бдят…
Очнулась я оттого, что кто-то тихонько, но настойчиво потряхивал мою дверь. Крючок позвякивал в колечке, дерево скрипело.
– Кто там?! – испуганно и сонно вскрикнула я.
– Сонька, открой! – прошипел из-за двери неузнаваемый мужской голос.
Если бы мужчина за дверью попросил «Откройте, Софья», я бы однозначно решила, что это пиит пришел жениться по-настоящему. Но примитивное обращение Сонька указывало на кого-то из троцкистов.
С трудом попав ногами в тапочки и шаркая, я подкралась к двери и, как полицейский из боевика, прижавшись боком к косяку и опасаясь выстрела, спросила грозно:
– Кто там?
– Я. Гарик. Открой!
– Чего нужно?
– Да не ори, – прошипел Гарик, – всех перебудишь.
Я посмотрела на часы – почти час ночи, – трудолюбивые троцкисты давно спят и готовятся к рабочему дню.
– Чего надо?
– Открой или выйди, разговор есть, – с интонацией, в которой проскальзывали молящие нотки, сказал Лопата.
– Иди на кухню, – приказала я, – сейчас выйду.
«Если этот гад опять пришел денег просить, придушу бельевой веревкой или прибью сковородой», – прислушиваясь к нетвердым, удаляющимся шагам, подумала я и, вынув из-под подушки электрошокер, положила его в карман и отправилась на ночное свидание.
Невозможно пьяный Гарик сидел на кухонном столе товарищей Кунцевичей и горестно раскачивался. Не слишком доверяя видимости, я оставила между нами три метра свободного пространства и, подойдя ближе к сковородкам, буркнула:
– Что надо?
– Плохо мне, Софья, ох, как плохо, – признался Лопата и икнул. – Магазин предъяву делает.
– Какую?
– Какую, какую, – икая, передразнил Гарик, – дерьмовую! Вот какую. Говорят наши… эти… канализационные воды, ихние макароны затопили. Тыщ на двадцать. Пиз… ой, врут, Сонька! Какие там макароны?! Мы с Иванычем ходили, смотрели, одна коробочка дерьмом воняет…
– От меня чего надо? – сурово перебила я.
– Свидетелем пойдешь? Я в отказе буду…
– Что-то я не поняла, свидетелем чего?
– Да тряпки этой! Я ж сто лет полы не мыл!! Сукой буду, чтоб мне сдохнуть! – Гарик так стукнул себя кулаком в грудь, что свалился со стола.
– Не ругайся, – хмуро попросила я. – Говори конкретно.
Пьянющий Лопата говорить конкретно не мог. Только лупил себя по впалой груди и слезно ругался.
– Подожди, – остановила я его. – Магазин собирается потребовать с тебя возмещение ущерба, так?
– Ик, – согласился Гарик.
– А ты не соглашайся. Наш дом через полгода сносят, ты подаешь встречный иск жилконторе, запустившей дом до аварийного состояния, и ждешь. Гражданские иски по несколько лет рассматриваются, а через несколько лет по этому адресу не будет ни нас, ни магазина, как юридического лица.
– Чё, чё? – переспросил Гарик.
– Встречный иск, говорю, подавай! – рявкнула я. – Дом сто лет не подвергался капитальному ремонту, трубы сгнили, где твоя вина?
