Пенфилд полагал, что височные доли содержат воспоминания, записанные в непрерывном потоке, соответствующем оригинальному. По его мнению, стимуляция височных долей должна была активизировать эти воспоминания. Вполне возможно, мультяшные гости Донала были воспоминанием. Вероятно, в его долговременной памяти был «нейрон семи гномов», оставшийся либо после забытого им детского впечатления, либо со времени, проведенного со своими детьми, когда те были маленькими.
А может быть, они были вовсе не воспоминанием, а плодом его воображения. Память и воображение тесно взаимосвязаны. Мне не нужно было видеть мультяшных посетителей Донала своими глазами, чтобы представить, как они выглядели. У меня в голове сложился их образ, как только он их мне описал. Исследования, в которых использовалась функциональная МРТ, показали, что воображение также связано с активизацией гиппокампов. Интересно, что некоторые пациенты Пенфилда в своих галлюцинациях видели себя со стороны. Это называется «аутоскопия». Смотрит ли на себя со стороны женщина, которая в галлюцинациях видит свои роды? Для воспоминаний это было бы слишком необычно. Вполне вероятно, стимуляция воображения – лучшее объяснение. Височные доли вовлечены в выполнение задач сложной зрительной памяти: в них хранится информация о знакомых предметах, лицах, формах и цветах. Возможно, электрический разряд пробуждал в Донале что-то новое, а не выводил на поверхность нечто уже существующее. Электрические разряды в височных долях могут сделать мир очень странным местом.
На данный момент нам многое неизвестно. Возможно, технологии будущего подарят нам еще одну деталь мозаики. Донал долго и упорно пытался вспомнить, где он видел этих гномов, но так ни к чему и не пришел. К счастью, для его лечения нам вовсе не требовалось знать все. Припадки Донала прекратились с началом приема лекарств. Он так и не спросил меня, какой мой любимый военный корабль. Вероятно, он понял, как много вопросов, на которые у меня нет ответа.
4. Майя
Скорее чудо, чем птица или работа мастера.
«Плавание в Византию», У.Б. Йейтс
Голодание, физические нагрузки, прием уксуса внутрь, чихание и отхаркивание – все это когда-то считалось способами лечения эпилепсии. Особая диета, банки, отдых и травяные сборы тоже рекомендовались. К счастью, сейчас мы живем в XXI веке, и многое изменилось. Для лечения эпилепсии существует множество препаратов, которые позволяют людям вести нормальную жизнь. Однако они не всегда устраняют припадки, а просто их контролируют. У детей приступы могут прекратиться по мере их взросления. Если же эпилепсия началась у взрослого человека, то скорее всего она останется с ним на всю жизнь. Но есть и хорошая новость: у большинства людей припадки все же прекращаются, после того как они начинают принимать лекарства.
Мозг взрослого человека обладает ограниченной способностью к регенерации, из-за чего главная задача невролога часто заключается в поиске способов защиты и сохранения нейронов, а не их исцеления. Если человек пережил инсульт, то все лечение будет направлено на устранение любых блокад и максимально быстрое восстановление мозгового кровоснабжения. Это позволяет предотвратить повреждение мозговых тканей. Если инсульт был пережит в прошлом, то современная медицина ничего не может предложить для восстановления утерянных функций. В данном случае лечение – это ограничение повреждений. В случае болезни Паркинсона, черепно-мозговых травм, рассеянного склероза и инфекций врачи также стремятся защитить мозг пациента. Неврологи ищут способы сохранения мозговых клеток, так как пока неизвестно, как их можно заменить. Даже сегодня мы практически так же слабы в лечении заболеваний мозга, как раньше.
Я знакома с Майей более десяти лет. Ее эпилепсия существовала еще задолго до нашей первой встречи. Точнее, она была даже старше меня. Майе было пятьдесят девять, когда мы впервые встретились в поликлинике Восточного Лондона. Это была миниатюрная и изысканная леди родом из Уганды. Несмотря на ее тихий голос, вежливость и великодушие, она была сильной духом женщиной, что я поняла со временем.
Даже сегодня мы практически так же слабы в лечении заболеваний мозга, как раньше.
Майя почти всегда приходила в клинику со своим мужем Эммануэлем. Она была домохозяйкой, а он работал в супермаркете недалеко от моего дома. Он, как и Майя, всегда был безгранично приятен в общении. Я каждый раз искала его, когда приходила в магазин, но, видимо, наши рабочие графики не совпадали, и я никогда его там не видела.
У Майи эпилепсия дебютировала, когда ей было десять. Она не могла сказать точно, как все началось. Эпилепсия была частью ее жизни, сколько она себя помнила. Майя никогда не расспрашивала о своем недуге родителей, пока те были еще живы. Когда мы с ней впервые встретились, ей уже некого было спросить. Майя могла рассказать о своей эпилепсии очень мало, но в этом не было ее вины. Она понимала, что у нее случился припадок, только после того как приходила в себя после него. Иногда она приходила в сознание на улице или у себя дома, пропустив полчаса телевизионной программы. Бывало, находясь в одиночестве, Майя обнаруживала на столе или полу кухни лужи разлитого молока, которые она не могла объяснить. А иногда она мыла посуду, а потом вдруг оказывалась в ванной комнате.
Ее муж заполнял пропуски для нее и для меня.
– Она становится забавной, – сказал он мне. – В лучшем случае это длится несколько минут, а в худшем – гораздо дольше.
– Что именно с ней происходит?
– Большинство ее припадков не похожи на обычные. Она не падает на землю, только в некоторых случаях. Чаще всего она просто теряет связь с реальностью на некоторое время.
– Она разговаривает во время припадка? Делает что-нибудь руками или ногами? Изменяется ли ее мимика?
Он задумался. Они были женаты более тридцати лет, и он был свидетелем сотен ее приступов. Из-за этого ему было нелегко вспомнить все детали сразу.
– Я постараюсь вам объяснить как можно понятнее, – сказал Эммануэль. – В магазине регулярно встречаются покупатели, которые не могут найти кошелек. Именно так она и выглядит! Они начинают в панике осматривать все карманы, рыться в сумке, выкладывать вещи и складывать их обратно. Понимаете? – Он довольно улыбнулся.
Я понимала. Это было прекрасное описание. Я четко представляла себе, что он имеет в виду.
– Она говорит в это время?
– Она просто находится не здесь. Нет смысла пытаться разговаривать с ней, потому что она не ответит.
Однако не каждый припадок был таким. Подобные происходили как минимум один-два раза в неделю. Но каждые несколько месяцев у нее случался гораздо более тяжелый приступ.
– Именно большие припадки меня пугают, – сказал он. – Майя падает на землю и перестает дышать. Изо рта появляется пена. Она выглядит так, будто умирает.
– Как начинаются такие припадки? – спросила я.
– Так же, как и другие, но только они не останавливаются.
