Когда моя кожа стала красной от жара, а к горлу подкатила тошнота, преодолевая головокружение, я выбралась из ванной. Закутавшись в полотенце, вышла в комнату. Рухнула на мягком ковре у кровати, положив голову на мягкий матрац. Дочка мирно сопела, отвернувшись к стенке. Звук ее спокойного дыхания действовал на меня успокаивающе. Он приводил меня в чувства, проясняя разум. Я лежала и, слушая его, понимала, что есть у меня то, ради чего я обязана бороться и не имею права опускать руки. Дочка. Мой маленький ангелочек – единственная, о ком я должна думать и переживать. Все остальное в моей жизни проходящее, не имеющее никакого значения.
- К черту! – рывком поднялась на ноги, включив ночник, приоткрыла дверцу шкафа. Вытянув кое-как из его недр чемодан, бросила его посреди комнаты. Сгребая с полок нашу с Соней одежду, принялась запихивать ее в саквояж.
- К черту эту работу! К черту деньги и съёмное жилье. Уж лучше жить в одной комнате с бабушкой, чем позволять подобное, - сотрясаясь от беззвучных рыданий, я чувствовала, как меня разрывает изнутри от боли и разочарования, от злости на вселенскую несправедливость.
Рахманов. Эта фамилия словно кислотой пропитана. Даже мысленно произносить ее больно, каждая буква жжет нутро. Нет такого слова, чтобы выразить степень моей ненависти к этому человеку. Ублюдок избалованный. Он не только на тело мое покусился, он душу мою вывернул наизнанку.
Утром, разбудив малышку, собрала ее и, забрав чемодан, вышла из номера. Объяснившись с Сониной воспитательницей, поспешила вместе с дочкой к Эле. Я хотела поговорить с администратором до начала рабочего дня, пока не пришел Рахманов. Встречаться с этим негодяем у меня не было никакого желания.
Оставив чемодан в коридоре, подбадривающе улыбнулась Соне, то и дело бросающей на меня испуганные взгляды. Дочка стояла рядом, прижимая изо всех сил к груди свою любимую мягкую игрушку – кролика с разорванным ухом. Сколько раз я пришивала его обратно, но то без конца отрывается. Будто рок какой-то. Как ни борись, но раз суждено ему ходить с одним ухом, так и будет. А потом проскочила мысль, что этот кусок плюша похож на меня саму. Видимо, суждено мне на своем пути сталкиваться с подобными Рахманову и отцу Сони. Постаравшись успокоиться, выдохнула. Постучала в дверь, приоткрыла ее. Эля восседала за столом с приложенным к уху телефоном. Окинув меня беглым взглядом, сделала знак, чтобы я присела на стул для посетителей.
Послушно пройдя вглубь помещения, я уселась на стул, разместив Сонечку у себя на коленях. Спустя пару минут Эля завершила разговор.
- Эля, я ухожу. Могу ли я забрать трудовую? – сразу перешла к делу, как только женщина переключила на меня внимание.
- Еще раз, - нахмурившись, впилась в меня строгим взглядом.
Прочистив горло, посмотрела на нее, вложив во взгляд уверенность.
- Я увольняюсь. Хочу забрать документы. Номер мы освободили, в садике девочек предупредили.
Несколько секунд Эля не сводит с меня глаз. А потом понимает смысл моих слов.
- Стоп. Милая моя, - выставив вперед ладонь. - Так дела не делаются. Что-то там решила, взбрыкнула и увольняешься. Предупреждать ты обязана за две недели. Так что никакого увольнения, - после высказанных слов, словно растеряв ко мне маломальский интерес, женщина возвращает взгляд к бумагам, лежащим на ее столе. В любой другой ситуации я бы постеснялась спорить или стоять на своем. Я написала бы заявление и ждала положенные четырнадцать дней. Но сейчас у меня внутри все клокотало от злости, и я не стала бы работать здесь ни одного дня, даже если бы эта женщина пригрозила мне судом.
- Я не стану работать здесь еще две недели, Эля, - мой голос твердый, уверенный. Шокированная столь резкой переменой в моем поведении, администратор поднимает на меня изумленный взгляд.
- Спасибо вам огромное за помощь с жильем и садиком, но не получилось у меня, - на последней фразе проступает предательская дрожь в голосе. Отвожу взгляд, выдыхая и собираясь с силами.
Эля молчит. И лишь только когда я снова поворачиваюсь к ней, начинает говорить. И судя по ее тону, она настроена решительно.
- Я не отпуска тебя. Возвращайся в гостиницу, распаковывай вещи, - хмуро сведя брови, отчитывает меня. - Ты думаешь, я с тобой в игры играю? Я столько сил потратила на то, чтобы ты здесь была, я даже слышать ничего не хочу!
- Эля, я не шучу. Я не останусь здесь, - стою на своем, не обращая внимания на повышенный тон администратора.
- Мне плевать, Лейла. Я тоже не шучу, - рычит женщина, поняв, что я пойду до конца. - Я могу уволить тебя по статье, и гуляй на все стороны.
Соня, все это время сидевшая тихо на моих коленях, начинает плакать. Ребенок чувствует атмосферу, царящую между нами. И ее плач придает мне сил бороться за свое решение.
Поднявшись, беру дочку на руки. Прижав к груди, целую в щечку, успокаивая.
- Увольняйте, - награждаю ее твердым взглядом. - Я так подумала, не нужна мне эта трудовая, - развернувшись, направляюсь к выходу, но ее громкий крик заставляет меня остановиться.
- Ты не обнаглела?! Да я тебе такие проблемы создам! Тебя даже уборщицей никуда не примут! – сатанеет Эля. Не могу понять, с чего столько ярости в мою сторону? То помогала, будто сестра родная, то бросается угрозами. Только они меня ни капельки не трогают.
Обернувшись, отвечаю улыбкой на агрессию женщины.
- Тогда я пойду в полицию и напишу заявление на вашего начальника Рахманова Назара Альбертовича. Расскажу, как он приставал ко мне, склонял к близости.
Произношу это абсолютно спокойным тоном. Но один только бог знает, чего стоит мне видимое равнодушие.
Эля замирает. Ее лицо превращается в непроницаемую маску. Ни злости, ни удивления. Но глаза лгать не умеют.
- Денег ты не получишь все равно. Поняла? – уже более тихим голосом. Но мощности ее слова от этого не теряют.
- Поняла.
***
Спустя пятнадцать минут я уверенным шагом направлялась к выходу из клуба. В одной руке была ручка чемодана и трудовая, второй я крепко прижимала к себе Морковку. Было дико неудобно и тяжело, но я шла напролом, будто локомотив – настолько был велик страх встретиться с Рахмановым. Распахнув дверь, едва ли не налетела на входящего в зал Костю.
- Лейла, привет, куда ты вчера делась? - спрашивает сходу. А потом его глаза находят Морковку и, сползая вниз, замечают чемодан в моей руке.
- Что случилось? – в его глазах вспыхивает волнение. А я смотрю на него, и плакать хочется. Такой красивый, добрый. Никто еще ко мне не относился так, как он. Но, к сожалению, я должна сказать ему это.
- Кость, у тебя есть пара минут? – спрашиваю, стараясь не смотреть в его глаза.
- Да, конечно, - кивает, дотронувшись до моего плеча, отодвигает нас с Соней в сторону, дабы мы не столкнулись с выходящими из зала официантами. Как только мы остаемся одни, я ставлю Соню на землю и, попросив ее немного подождать, возвращаю внимание к Косте.
