Вот и я попробовала повторить нечто подобное. Медведь вроде убрал нос от моего затылка, и я ме-едленно, отталкиваясь ногами, проползла с полметра. Замерла, снова ощутив его дыхание на затылке. Потом снова поползла…
Границу своих владений я почувствовала всем телом. А еще вдруг ощутила злость. У меня там ребенок в лесу, а я тут еле шевелюсь из-за какого-то куска меха! Какого хрена ему от меня надо?! Хотел бы — задрал уже давно!
Я резко развернулась и села, уставившись прямо в медвежью морду.
Дурацкий косолапый доставала тут же отвернулся и вообще сделал вид, что нюхает куст. А потом самым бесстыдным образом его пометил. И сел на тропу, по-собачьи склонив лобастую башку набок.
На своей территории я как-то почувствовала себя увереннее. Встала сначала на колени, потом, кряхтя, как старая бабка, и держась за ветки ближних кустов, на ноги. Снова посмотрела на медведя — сидит. Таращится куда-то в сторону, вроде как меня даже не замечает.
Нетипичное какое-то поведение для медведя, тем более шатуна. Зима ведь, ему дрыхнуть положено, а не шляться возле деревни и рвать в клочки моих преследователей.
Я не выдержала и бросила взгляд туда, где за занавесом из падающих с неба снежинок осталась карета рыбоглазого аристократа и его помощники. В теории остались… Карету я видела, непонятные кучи среди черно-снежного месива видела, а больше ничего. И тишина абсолютная, село как вымерло, никто не прибежал ни на крики, ни на выстрелы.
По спине потекла струйка ледяного пота. Даже несмотря на то, что для меня этот зверь являлся спасением, все равно от запаха крови и смерти, разлитого в воздухе, стало жутко и гадко.
Кое-как проковыляв первые несколько шагов, я совладала с собственными затекшими мышцами и сначала пошла, а потом побежала по тропе прочь, в глубь леса, свернула в сторону, через частокол зимних елей, туда, куда мог уползти сын, когда я его швырнула.
— Шон! — медведь за мной вроде не пошел, мне все равно было страшно подзывать мелкого неслуха туда, где поблизости зверь, но оставлять ребенка одного в зимнем лесу еще хуже.
Сына я скорее почуяла, чем увидела в подступившей темноте: Шон забился глубоко под развесистую ель и притих там клубочком на палой хвое — пушистые лапы росли так густо и широко, что у ствола даже не было снега и образовался настоящий шатер. Вытащив полуобморочного ребенка из убежища, я наскоро растерла ему лицо и руки снегом, отхлестала по щекам и добилась слабого писка в ответ. Выдохнула и со всех ног рванула вперед, держа мелкого на руках.
О медведе я попросту забыла. И не вспоминала все то время, пока неслась к дому, потом, подняв по тревоге остальных перепуганных детей, в баню — привычным способом отогревать и лечить сына. Да и остальных заодно успокаивать, рассказывать урезанный вариант, объяснять как-то брызги крови на моей одежде и синяки на лице и теле.
Хорошо еще, эти пожранные зверем подонки зубы мне не выбили. Стоматологов в лесу не водится…
К полуночи все более-менее уладилось, распаренный и намытый Шон уснул, стиснутый между сестрами, Лис возился в предбаннике, наводя там порядок после нашего бедлама, а я вышла из сеней, вдохнула полной грудью морозный воздух и без сил опустилась на крыльцо.
Господи, что это было? А медведь?! Тоже сила лесная? Раз меня он не тронул?
Как следует обдумать эту мысль я не успела. Крыльцо затряслось, не слишком крепко пригнанные доски заходили ходуном, и я не выдержала, завизжала, вскакивая и хватаясь за перила.
И тут же сама зажала себе рот ладонью и изо всех сил подперла спиной дверь, в которую уже бился изнутри перепуганный моим криком Лисандр.
— Бера! Бера, что с тобой?! Бера!
— Тихо, Лис, — могу собой гордиться, голос почти не дрожал. — Все нормально, не колотись и не ори, детей разбудишь.
— Да что происходит?!
Я мрачно прикусила губу и посмотрела на высунувшуюся сбоку из-под крыльца медвежью лапу. Этот… цука… зверь явно пытался устроиться в слишком тесном для него пространстве под крыльцом, но толстый зад и мохнатые лапы не влезли и торчали, подрыгиваясь и разрывая когтями мерзлую землю. Оп-оп — и медвежьи конечности таки втянулись внутрь. Под крыльцом удовлетворенно взрыкнули и засопели.
Не поняла. Он сюда спать пришел? На всю зиму?!
Глава 36
— Бера, ты уверена, что он там? — шепотом спросил Лисандр, пытаясь что-то разглядеть через щель между косяком и приоткрытой дверью. — Ничего не видно… погоди… Снегу нападало, и он нетронутый по всему двору лежит.
— А ты думаешь, медведь должен был с утра встать и попрыгать вокруг дома, просто так, лапы размять? — хмыкнула я и вздохнула.
Вчера я не рискнула лезть к зверю под крыльцо и выяснять у него, какого рожна он там забыл. Посидела в ступоре, потом зашла в дом, кое-как успокоила Лиса, который от таких новостей ошалел и рвался посмотреть на топтыгина. Не дала, конечно. Загнала сына на печку, спать. И сама легла, чувствуя, что сил совсем не осталось.
Думала, буду ворочаться и кошмары видеть про нападение и про зверя — ничего подобного. Уснула, стоило головой коснуться подушки, и продрыхла до рассвета.
А утром сама уже засомневалась, не привиделся ли мне косолапый под крыльцом. Мало ли, от стресса.
Не-а, не привиделся. Когда я спустилась по скрипящим ступенькам и заглянула в темноту, темнота заколыхалась, из нее высунулся черный кожаный нос и шумно втянул воздух.
Я отступила на шаг, но орать и убегать не стала, хотя тяжелое полено в руке сжала покрепче. Понимала, что глупость это все и палка против здоровенного медведя — это все равно что мышь с зубочисткой будет нападать на кота.
А куда деваться? У меня дети в доме, не могу же я их держать взаперти только потому, что какая-то наверняка блохастая туша решила зимовать под нашим крыльцом.
— Эй, вылезай давай, — мрачно сказала я черному носу, чувствуя себя при этом полной идиоткой.
Сопение стало громче и перешло в задумчивое пофыркивание. А потом «оно» начало вылезать. И лезло, и лезло, уже, кажется, полдвора заняло собой и все никак не кончалось. Вчера в сумерках этот медведище не показался мне таким громадным! Как он только под крыльцом поместился…
Топтыгин окончательно выбрался из-под крыльца и первым делом как следует потянулся, смешно оттопыривая по очереди обе задние лапы. Прошелся по свежему снегу, искоса поглядывая на меня, и радостно плюхнулся на бок с грацией рухнувшего цементовоза — мне показалось, что весь лес и наш дом содрогнулись.
А потом эта туша принялась кататься по двору на спине, болтая в воздухе лапами, как дурной щенок, и радостно порыкивать, вскапывая свежий снег мордой.
Медведь был действительно здоровенный, темно-темно бурый, почти черный. Шуба даже на вид невероятно густая и жесткая, как у какого-нибудь породистого терьера. А вспарывающие воздух когти и сверкающие в жизнерадостно раззявленной пасти клыки вообще заставили меня передернуться.
